Байкал. Книга 7

– Да вообще-то это произошло случайно. Я увидела, что ваши с Эриком настолько похожи, это показалось удивительно, тогда и стала смотреть остальных предвечных, подумала, быть может, это общая особенность для всех нас… А с кого начать? С себя и начала. Брала кровь у себя, и случайно капнула в чашку Петри, где был твой материал, такая глупость… себе-то неловко, не делаю так больше… Ну, а раз напортачила, подумала, дай взгляну, как, похожи наши клетки крови, как у вас с Эриком или… пока пластырь на ранку наклеивала да микроскоп ставила, знаешь что произошло? Капли потянулись друг к другу. Сообрази, к краю капли выстроились, и псевдоподии вытянули. Наверное, если бы не высохли и остались так, то слились бы капли, а расстояние было не менее восьми миллиметров от одной капли до другой. При том, что твоя кровь была разведена цитратом, почти клеточная культура, не чистая, конечно, но… И не похожи нисколько, только ваши с Эриком клетки не просто похожи, а близнецы, будто от одного человека, больше нет такого сходства ни у кого и ни с кем. Но моя кровь потекла к твоей, а твоя – к моей. Вопреки законам биологии, физики, вопреки всему, клетки крови двинулись навстречу, будто что-то сообщило им движение, как в сосудах, когда толкает сердце, а тут на стекле… Больше никогда такого я не наблюдала, как я уже сказала. Явление необъяснимое. И… даже ещё больше скажу – если записать вибрацию наших клеток вблизи друг друга и перевести колебания в звук, получается мелодия. Вообрази, я ради забавы сделала это на компьютере, звучит…

– Звучит… И… какая мелодия? – рассеянно спросил я, пораженный до глубины души, я предположить не мог, что такую эфемерную вещь как чувства, оказывается, можно увидеть, и даже записать в виде мелодии. Не придуманную одарённым музыкантом, а пропетую твоим собственным телом. Или душой, что поёт в каждом атоме тела.

Аяя улыбнулась, качнув головой.

– Так они разные. Всякий раз ставь рядом культуры твоих и моих клеток и записывай возникающие колебания, и всегда мелодия, и всегда разная. Разные высоты колебаний, длина волны, ну и тому подобное. Захочешь, дам тебе послушать…

– Что ж ты мне… мне, физику, не сказала?

– Никому не говорила, боялась, на смех поднимут.

– Какой смех, если… Поразительно, увидела такое о нас, и… и молчала.

– Вот, говорю. Об этих колебаниях я недавно узнала, доказать ещё надо было, убедиться. Поначалу думала – морок.

– Яй… что ж тогда… – я не мог понять, почему тогда, когда она получила, необъяснимые, правда, но подтверждения того, что мы предназначены друг другу, даже созданы друг для друга, почему она так настойчиво не хочет быть со мной…

– И ещё больше скажу тебе. Биохимические процессы у предвечных такие же абсолютно, как у всех людей. Но при смешении клеток твоих и моих появляется флуоресценция. И еще слабое, но фиксируемое радиоактивное излучение. Рентген двадцать-тридцать не больше, что есть у всех предвечных, но при смешивании наших клеток оно усиливается, единиц на десять. Клетки, точнее атомы, возбуждают дуг друга каким-то образом и… Словом, ты, физик, найди этому объяснение.

– Объяснение… я найду… Но, Яй… Даже если бы всего этого не было, если бы… Чёрт с ней, с наукой, не знал я, но разве это всё меняет что-то? Разве я меньше любил и хотел тебя? это только так… доказательство, ещё одна звезда на небе… Но… тем более теперь, когда ты… почему ты не хочешь быть со мной? Это же… – мне не хотелось говорить: это же так глупо теперь сопротивляться, тем более что даже структурно происходит что-то необъяснимое, что связывает нас, но я не стал договаривать, чувствуя, что она скажет сама

Она встряхнула волосами, они, свободно расчёсанные, тяжёлыми волнами плеснулись по спине. И сказала, словно размышляя сама с собой:

– Потому что… потому же, почему сбежала от тебя тогда, почти две тыщи лет тому. Не потому что ты в раж вошёл и сутки не унимался в ненависти и злости, в дурной страсти, не любовной, но злобной… будто убить хотел, да хуже, затоптать… не в любви, а в её ложной уродливой личине…

Она опустила голову, и хорошо, что не посмотрела на меня в этот момент, со стыда я готов был сгореть теперь же, можно было бы забыть, что я творил с ней тогда, как я… Я всё помнил, как и она, каждый миг, я забыл бы, да не мог. Всё, что было с ней, каждый день, все тыщи лет вместе и всё, что было, я помню всё. И всё, что было в те последние наши двести лет вместе, всё… не хотел вспоминать, потому что ненавидел себя, потому что отвращение к себе душило меня, но я помнил… Что было отдельно от неё – нет. Ни жён, ни городов, ни того, что я делал, по каким улицам ходил… Только то, что было у нас вместе с ней…

Она вздохнула и заговорила снова: