–Затянет к себе в могилу! Спаси Господи! – перекрестился Петро, сбросил с плеч бурку и пустился наутек.
Дома под чутким руководством жены, которая не понимала в чем дело, накапал валерьянки, прочитал не раз молитву и закрылся на замок.
А спустя какое-то время в дверь начали стучать.
–Пришел за мной! Домой! Марьянка, прячься куда можешь! – тихо сказал он своей жене.
–Ты куда залез! Что за тобой ночью приходят! В карты играл? – схватилась супруга за полотенце.
–Это покойник! Нечисть! – прошептал он.
–Пить меньше надо! – жена разозлилась и ухватив скалку потяжелее, пошла открывать дверь.
– Привет Марьяна! – раздались знакомые голоса.
–Проходите, ваш друг совсем плох стал! – ответила жена.
Когда в комнату вошли, гадко посмеиваясь, Серега и Иван с буркой в руках, все стало на свои места.
Оказывается, два этих чудака, пришли раньше, подпитые, пока ждали Петро, в голову пришла больная идея подшутить над другом. Сначала хотели просто, с криком выскочить из-за забора, но потом им показалось, этого будет мало. И пока Петро философствовал, придавили его бурку.
Марьяна хохотала до слез от рассказа друзей, а Петро сначала хотел броситься в драку, а потом и сам рассмеялся.
– А вот еще вспомнил! Дождь, собака навеял! Это мне кум рассказывал! – Фомич закурил самокрутку с крепким табаком, и, откашлявшись снова начал рассказ.
– Жил у нас в деревне кузнец, Николай звали, человек с золотыми руками, чего только не делал и цветы из железа, и палисадники, да был у него один недостаток – пил он. Пил долго и безбожно. Да тут и горе у него случилось, брат умер. Он с ним, редко виделся, родители разошлись, еще когда они маленькие было, лет по пять-семь. Разъехались по разным городам, и сыновей разделили. Так и дожили, считай до старости, а хоронить брата пришлось Николаю, так как родни у того больше не было. Кузнеца, это совсем подкосило, и он начал допиваться до таких зеленых чертей, которые его сопровождали к белке в гости. И в один прекрасный день, белка все-таки пришла к нему сама.
Декабрь не задался, и вместо солнечных и морозных дней, почти на полмесяца в наших краях засел дождь. В этот день он лил как из ведра, не прекращаясь ни на минуту. Ближе к вечеру начал срываться долгожданный снег, и столбик градусника стремительно пополз вниз. Николай уже сбился со счета, когда открывал очередную бутылку, чтобы залить свою тоску. И приключилась с ним горячка. В одном исподнем белье, ни с того, ни с сего, понесся на кладбище. Хорошо жил не далеко.
На могиле брата завывал, так что местные собаки в будки прятались. Выл, пока не стемнело, потом видать от холода протрезвился и сообразил, что холодно, сам не дойдет. А люди сейчас с электрички идти будут, может, кто и доведет до дома, руки и ноги совсем окоченели. Тело сковало от холода.
Потом начал выть уже от того, что замерз ни рукой, ни кого пошевелить не может.
Через какое-то время электричка пришла, люди, укутавшись в шарфы и воротники, неспешно шли домой. Когда услышали завывания с кладбища, прибавили ходу. Наблюдая за тем, как люди отдаляются, Николай, испугался, что здесь так и замерзнет, что есть силы, рванул с места, не замечая, что вместо крика «Помогите!», у него получается только нечленораздельное мычание.
Что было, когда люди, обернувшись в темноте, увидели нечто белое, летящее со стороны кладбища, да еще и воющее, так что в жилах стыла кровь. Толпа бросилась наутек, приведение не отставало. Так добежали все вместе до дома Николая. Он, высоко подняв нос, зашел в ворота, на прощание, бросив толпе:
– Так и помереть можно! Никакой помощи! – он хлопнул дверью.
Это он куму рассказал, когда тот его лечил. Застудился Николай, с воспалением легких, три недели пролежал в больнице. Пил только по праздникам, да и прожил еще много лет, и внуков помог вырастить, и правнука!
Фомич был в хорошем расположении духа, много шутил, сегодня его любимая футбольная команда выиграла. Убежав от своей Матрёшки, он направился ко мне. Сегодня у нас был вечер просмотра фильмов. Его выбор показался мне странным, из всех фильмов, которые я ему предложил он выбрал американский ужастик «Кладбище домашних животных».
– А почему этот? – спросил я.
– Дык, интересно, как там, на западе скотину хоронют! – пожал плечами Фомич, – О, как раз у тему, мне вчера Матрёна рассказала, как соседки на прошлой неделе учудили!
Сидели как-то вечером девчонки преклонного возраста, на скамейке. Беседовали на светские темы, вроде того что вокруг молодежь сплошь наркоманы, да проститутки, лузгали семечки. Никого не трогали.
– Вон, гляди, какая цаца пошла! И шо то за одежда такая, срам не прикрывает? – возмутилась Никитиша, справная женщина, при теле, – В нашу молодость такого не было.
– И не говори. Вот мы на танцы одевались, помню, платье у меня было белое, у черный горошек, косички лентой подвяжу, галоши на ноги и пошла! – поддакивала вторая женщина, постарше, с яркими губами и фиолетовой шевелюрой, Николаевна.