Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Ученые знают, что если женятся близкие родственники, то потомство будет неполноценным. Вырождается. И даже указывают на признаки вырождения у мужчин: раннее облысение, поражение психики и преждевременный уход из жизни.

Про старших детей Николая Васильевича внятных сведений не сохранилось. Зато младшенького-то Илью Николаевича описать успели. Заметили и облысение в еще молодые годы, и гневливость характера. И пятьдесят с небольшим хвостиком прожитых лет никто не назовет долгой жизнью.

А Владимир Ильич в этом путь папеньки полностью повторил.

Мало того. У Ильи Николаевича родилось шестеро детей. Ольга умерла молодой. Александра казнили в юные годы. Во взрослую жизнь, таким образом, вступили четверо. И на всех четверых родился только один ребенок — Ольга. Которая прожила жизнь бездетной.

Четвертого поколения от Ильи Николаевича не случилось. А уж выводы делайте сами.

Родители мамы

С родней отца худо-бедно разобрались. Дошла очередь и до родителей мамы.

Кое-кто утверждает, что национальность ребенка определяется по материнской линии. А у мамы Владимира Ильича девичья фамилия хоть и российская, но не вполне русская — Бланк. И как-то она на мамину национальность вполне определенно указывает.

А с другой стороны, звали ее Мария Александровна. А дедушку — ее отца — Александр Дмитриевич. Вроде бы и придраться не к чему.

Но оказывается-то, что Александр Дмитриевич не всегда был Александром Дмитриевичем. Родители-то нарекли его по-другому, иначе…

Жили-были в маленьком местечке в Волынской волости два мальчика, два брата — Израиль и Абель. По национальности они были евреи, по вероисповедованию — иудеи. Как их родители и прочая родня.

Братья подросли и решили связать свою жизнь с медициной.

Только было одно препятствие в осуществлении этого устремления: иудеям вход в учебные заведения был закрыт. Такие порядки были в Российской империи.

Впрочем, это не означало, что им совсем нельзя заниматься медициной. Пожалуйста, трудись санитаром. Или медбратом. А дальше — ни-ни. И это совсем не отвечало интересам и амбициям молодых людей.

Можно ли было что-то изменить? Да, можно. Была лазейка. Для этого достаточно перейти из своей еврейской религии — иудаизма — в государственную религию — православие. То есть изменить своей религии и принять другую.

Что при этих переменах с человеком происходит — внутрь не заглянешь. И внешне не определишь. И что человек при этом чувствует — тоже загадка. Если, конечно, он сам не поделится.

Как бы то ни было, братья последовали по этому пути. Абель в честь своего крестника стал зваться Дмитрием. Израиль в честь своего — Александром и в честь крестника брата взял отчество Дмитриевич.

Дальше у юношей сложилось хорошо. Они оба поступили в Военно-Медицинскую Академию. Оба ее окончили. И оба работали по специальности.

Это дедушка.

Ну, раз был дедушка, то должна быть и бабушка. И она, конечно, была. Звали ее Анна Ивановна. И опять имя и отчество не должны нас обманывать. Потому что ее девичья фамилия была — Гросшопф. Очень выразительная фамилия. Прямо кричит о себе фамилия.

Правда, говорят, что она была шведкой. А что — может быть. Вполне может быть и шведкой. Проверить это не удалось. Из Швеции ответ не пришел.

Известно, что в роду ее были шляпники, ювелиры. Так что, вряд ли шведка.

Другой вопрос, какое все это имеет отношение к нашему главному персонажу?..

А — имеет! Очень и очень даже имеет!..

Саша — танкист

Довелось мне в свое время послужить в армии. Отдать, так сказать, долг. Хотя и не брал взаймы.

Посвящение в военные началось со склада, где нам, новобранцам, выдавали обмундирование.

Руководил процессом белобрысый мордатый прапорщик, по виду из прибалтов. От нас требовалось назвать себя и сообщить свои данные: размеры головы, обуви и костюма. Он записывал в журнал и выдавал нужное.

Вроде бы и пустяшная операция. Только для большинства она оказалась сложной. Своих размеров не знали. Путались, ошибались, возвращались обменивать. Прапорщик злился и потел.

Переодевались в военное тут же, в помещении склада. Стоял шум и гомон. Кто-то повязывал портянку на голову на манер косынки и хихикал над своей внешностью.

Обмундированные отдавали друг другу пионерский салют:

— Разрешите есть!

— Есть разрешаю!

Передо мной в очереди стоял огромный плечистый детина метра под два ростом. Когда дошла его очередь, он бойко отрапортовал:

— Александр Паргамотникас. Голова — шестьдесят два, ноги — сорок четыре, костюм — пятьдесят шесть, пятый рост.

— Небось, литовец? — поинтересовался прапорщик, окидывая уважительным взглядом столь выдающуюся фигуру.

— Нет, я еврей! — нарочито громко и даже с вызовом ответил тот и победно оглянулся по сторонам с высоты своего роста.

Услышали все.

Голоса затихли. Всякое движение прекратилось. Все опустили глаза в пол. И стало отчетливо слышно как на плацу за окном солдат матом обучают строевому шагу.

Прапорщик густо налился кровью. А новобранец невозмутимо повторил:

— Шестьдесят два, сорок четыре, пятьдесят шесть.

Да, вот так это и было.