– Так вот – тебе в кардиологи можно попасть только через ординатуру. А врачам общей практики и терапевтам – можно через курсы. Где логика?
– Давай выпьем за то, чтобы нам никогда больше не пришлось переквалифицироваться, – предложил Данилов, поднимая стопку. – Жить надо основательно, без суеты.
– Давай, – согласился Полянский.
Они медленно опустошили стопки.
– Хорошо! – констатировал Полянский.
– Великолепно, – поправил его Данилов.
– Вовка, а когда ты меня на свадьбу позовешь? – хитро прищурился Полянский. – Хочется, знаешь ли, большого, шумного праздника.
– Белое платье невесты, малиновый пиджак жениха, каравай, швыряние букета, оглашение списка подарков… – задумчиво протянул Данилов. – Боюсь, что не смогу предложить тебе такого удовольствия. Максимум – торжественный ужин в узком кругу.
– А чем торжественный отличается от неторжественного? – полюбопытствовал Полянский.
– Игорь, я тебя не узнаю! – Данилов, словно заправский китаец, пощелкал палочками. – На торжественном ужине я буду в костюме и при галстуке.
– Я думал увидеть тебя в этом прикиде только в гробу!
– Ты ошибался. Это случится раньше.
– Так когда же? Я насчет торжественного ужина.
– Наверное, уже в будущем году. Вот подкоплю деньжат, справлю костюм и женюсь.
– Вова! Откуда в тебе это посконно-сермяжное «справлю»? Ты прямо как дореволюционный мастеровой!
– Ну не всем же князьями быть, – усмехнулся Данилов. – Это ты у нас Игорь, князь Полянский, – поддел он лысого круглолицего невысокого Полянского.
– А тебя в институте, если кто забыл, звали Крокодилом Геной… – напомнил Полянский.
– Никогда меня не звали крокодилом, не ври. – Данилов расправился со свининой и перешел к курице, приготовленной так, что она больше походила на телятину. – Но насчет свадьбы не сомневайся – без тебя не обойдется. Надеюсь на ответную любезность.
– Ну уж нет. – Полянский потешно затряс головой. – Я уже переступил ту грань, за которой не хочется ломать налаженный быт. В холостяцкой жизни есть много преимуществ, друг Горацио, которые и не снились женатым мудрецам. Хотя тебе я искренне завидую. Белой завистью. И очень рад, что у вас с Еленой все хорошо.
– У нас все естественно, – поправил Данилов, суеверно постучав по деревянной столешнице. – Не надо притворяться, не надо врать, не надо строить предположений и увязать в подозрениях. Обычная скучная обывательская жизнь, которая мне неожиданно стала нравиться.
– Анекдот хочешь?
– Хочу.
– Патологоанатом и реаниматолог захотели отпраздновать День медика. Взяли водку и закуску и стали думать, где устроить застолье. Реаниматолог предложил: «Пошли ко мне?» Патологоанатом ответил: «Давай лучше ко мне. Боюсь я твоих, ведь они иногда шевелятся», – заржал на весь зал Полянский.
Впрочем, на него никто не обратил внимания.
– Этот анекдот мне рассказал Сережка Беляев на втором курсе, – сообщил Данилов. – Есть ли что посвежее в твоих запасниках?
– Найдем! – пообещал Полянский и взмахом руки подозвал официанта: – Принесите нам, пожалуйста… – и закончил заказ длинным китайским словом.
– Ты обещал фондю, – напомнил Данилов.
– Оно и есть.
Неведомое блюдо оказалось тончайшими ломтиками свинины, почти прозрачными на свет, которые полагалось на пару секунд опускать в котел с кипящим бульоном, затем обмакивать в несколько соусов и тут же съедать. Переносная жаровня с котлом, стоящая посередине стола, делала застолье уютным, почти домашним, а ритуал приготовления еды был интересным сам по себе.
– Классная штука! – похвалил Данилов. – И процесс, и само блюдо выше всяких похвал!
– Рад, что понравилось, – не переставая жевать, ответил Полянский.
Некоторое время они ели молча.
– Освоился уже на новом месте? – спросил Полянский. – Или нет? Я смотрю – про «скорую» ты рассказывал много, а про роддом молчишь. Или с вас там подписку о неразглашении берут?
– Да нет, просто нечего рассказывать.
– Так уж и нечего? – не поверил Полянский.
– Ну да. Обычная врачебная работа. Хотя… – Данилов помолчал с минуту и продолжил: – Ты прав. На «скорой» была моя жизнь, а в роддоме – только работа.
– Это закономерно, тогда ты был холост, а теперь у тебя есть семья…
– Нет, дело совсем не в этом. Дело в отношении, в чувстве, с которым я шел на работу. На «скорую» я шел как домой, а сюда – чисто на работу… Как бы это объяснить…
– Да я понимаю, – погрустнел Полянский. – С подобным чувством – на работу – я хожу в свой институт. А пару-тройку раз в год езжу в шестьдесят пятую больницу, где когда-то совмещал лаборантом. Езжу как к себе домой, несмотря на то, что прошло столько дет… Хотя люди везде одинаковые.
– Да не в людях дело, а в том, как они относятся друг к другу! – Внезапный приступ головной боли сделал Данилова раздражительным. – На «скорой» вокруг меня были товарищи по работе, а здесь – сослуживцы.
– Помню твоих товарищей, – сыронизировал Полянский. – Одного ты кипятком ошпарил, другому чуть челюсть не своротил… Как же.
– Дурак ты, Гоша, и лечиться тебе уже поздно, – ответил Данилов.
Он вытащил из кармана блистер пенталгина, выдавил на ладонь две таблетки, закинул их в рот и запил водкой.