Байки кремлевского диггера

Но в этот самый момент возле нас, словно джинн из бутылки, появилась эсэсовского вида восточная женщина в штатском, и моя собеседница в мановение ока отскочила от меня, истерически прошептав:

– Сделайте вид, что я с вами ни о чем не разговаривала. Прошу вас! Иначе они меня убьют!

Это были последние слова, которые я от нее услышала. Девушка спешно удалилась за угол. А следом за ней – та азиатская эсэсовка в штатском. А я с гадким чувством собственной беспомощности вернулась назад, под Подсолнух, на президентскую площадь, в персидско-советскую сказку.

* * *

Вот в таком антураже, в одном из президентских дворцов Сапармурата Ниязова, мы и объяснились с Приходько после выхода моей статьи. Я, разумеется, не желала с ним больше разговаривать.

Но он, при большом скоплении прессы, подбежал ко мне и возбужденно затараторил:

– Лена! Я никогда в жизни не читал большей ерунды, чем в сегодняшней вашей статье! С чего вы взяли, что меня могут уволить?!

– А я никогда в жизни не слышала большей мерзости, чем то, что вы посмели произнести мне вчера, – спокойно возразила я и ушла.

Вопреки всем канонам официозного жанра за мной вслед побежал корреспондент ИТАР-ТАСС и выпалил:

– Какая ты молодец! Они действительно совсем уже распоясались!

Почему– то в эту минуту я почувствовала, что своей статьей заодно отомстила Приходько еще и за ту несчастную бесправную ашхабадскую девушку, с президентом которой кремлевский стратег почему-то счел лестным для Путина покрасоваться перед телекамерами.

Тяжелая шапка Чубайса

Как же я радовалась, когда в этом зловонном, густонаселенном кремлевском подземелье внезапно находила своих! В смысле – не мутантов, а таких же, как я, диггеров.

Как легко было заметить из предыдущих глав, замаскированные мутанты преобладали не только среди политиков, но даже и среди журналистов, – что особенно давило на беззащитную человеческую психику.

Но однажды, к несказанной радости, я совершила небывалое открытие: обнаружила совершенно обратный биологический вид среди чиновников – диггера, замаскированного под мутанта.

Тут я, конечно, нарушаю главное правило диггеров: своих не выдавать. Но в данном случае, деконспирация оправдана. К сожалению, по вполне трагической причине, которую я объясню чуть позже.

* * *

Сначала представьте себе следующую сценку. Город Иркутск. Обледеневшая взлетная полоса. На улице -20° и уже почти ночь. А несчастная обмороженная стайка журналистов кремлевского пула торчит на снегу уже минут сорок в ожидании прилета президента. На одном из журналистов нет шапки, и с каждой минутой он все больше и больше становится похож на генерала Карбышева. А когда президентский самолет наконец приземляется, из всей толпы чиновников, трусцой пробегающих в теплое здание аэропорта, только один человек замечает этого Карбышева. И не просто замечает, а подходит и насильно надевает на журналиста свою собственную меховую шапку, чтобы согреть его.

Правдоподобно звучит? По-моему, – явный бред.

Тем не менее в роли генерала Карбышева была я, а в роли чиновника – Анатолий Чубайс.

* * *

К тому моменту, как я открыла этот странный подвид кремлевской аномалии, мы были с Чубайсом едва знакомы. Впервые я нос к носу столкнулась с ним за два года до этого, в Кремле, в начале 1998-го, во время процедуры с красноречивым названием Послание президента. В тот раз президент Ельцин посылал куда подальше как раз Чубайса и его реформы. Я обнаружила Анатолия Борисовича на парадной лестнице Большого кремлевского дворца, пытавшегося выбраться из-под груды журналистов.

– Господин Чубайс, какой смысл вы видите в своем дальнейшем пребывании в кабинете, если все основные ваши проекты, как, например, открытые залоговые аукционы по продаже госсобственности, заморожены? – добивал его кто-то из корреспондентов.

И тут, взглянув на Чубайса вблизи, я обнаружила, что он – не поверите – КРАСНЕЕТ от волнения. Просто весь, от кончика носа до кончика ушей покрывается огромными нервными бордовыми пятнами. Это был явный прокол. Мутанты так не делают. Нетипичный для них родовой признак.

* * *

А чуть позже, в середине 1999 года, Чубайс по неосторожности засветил нетипичные для чиновника-мутанта черты даже на нашей с ним фотографии, опубликованной в газете Коммерсанть под интервью. (Снимок сделал его пресс-секретарь, Андрей Трапезников, в тот момент, когда я сидела беседовала с Чубайсом на борту самолета РАО ЕЭС.)

Фотография неожиданно спровоцировала бурю эмоций в тогдашней политической элите.

Главному редактору Коммерсанта Рафу Шакирову немедленно позвонил заклятый враг Чубайса Игорь Малашенко и потребовал:

– Я хочу срочно дать интервью вашей газете. Только с условием, что придет та Трегубова, которая брала интервью у Чубайса. (С Малашенко мы до этого вообще не были знакомы лично.)

Дав мне интервью, Малашенко вышел из своего кабинета провожать меня к лифту и признался: