Байки кремлевского диггера

– А что, вообще, сейчас действительно есть какие-то проблемы во взаимоотношениях журналистов с Кремлем?

Посмеявшись над легкой неосведомленностью чиновника, я тем не менее добросовестно рассказала ему, во что превратился кремлевский пул, как обрабатывает прессу пресс-секретарь Путина и сам президент.

– Правда? – искренне удивился Греф. – Я, честно говоря, просто не знал этой проблемы… Но я обязательно с президентом на эту тему поговорю: он должен понять…

Не знаю уж, отважился ли Греф поговорить с президентом. Но только вот Путин не по дням, а по часам закручивал ситуацию со СМИ в стране все круче и круче. И никто из так называемых либеральных реформаторов так и не решился вслух предъявить президенту претензии на этот счет. Значит, не очень-то их это и волновало. Или пожертвовать свободой слова в стране ради собственного пребывания во властной обойме казалось им вполне приемлемой ценой?

* * *

Когда я рассказала Чубайсу о встрече с Грефом в приемной у Волошина, главный энергетик замахал на меня руками:

– Да нет! Ну что ты! При чем здесь Волошин! Герман – порядочный…

– Может быть, ваш Герман и порядочный. Но трус он – точно порядочный. Представьте себе: несколько месяцев он ни за что ни про что гнобил журналистку, отказывал ей в аккредитации, даже не зная ее лично, – просто потому, что ему приказали из Кремля!

Я предложила Чубайсу пари, что как только начнется очередная волна репрессий в отношении меня со стороны кремлевской пресс-службы, никакое чубайсово заступничество на Грефа не будет производить ни малейшего влияния.

– Вот тогда и узнаете, имела ли для него значение встреча со мной у Волошина или нет! – запальчиво пообещала я Чубайсу.

И – выиграла спор. В следующий раз, после того как меня отлучили от президентских поездок, Греф, встретившись со мной на экономической тусовке в Александр-хаусе, опять отвел глаза и сделал вид, что не заметил.

* * *

Примерно так же поступил и его правительственный товарищ по либерализму Алексей Кудрин. Дело в том, что после знаменитой истории с похоронами Собчака, где Кудрин вынес меня из страшной давки, мы с ним при встрече всегда тепло, по-приятельски, расцеловывались.

– Вот тот храбрый мужчина, который спас мне жизнь! – обычно приговаривала я при этом со смехом, и Кудрину явно нравилось, что окружающие слышат об этом героическом факте его биографии.

Однако нравилось ему это только до поры до времени…

Как только он почувствовал, что в Кремле объявили на меня травлю, – то моментально, во время одной из президентских поездок (кажется, в Орле) подошел ко мне и, озираясь по сторонам, прошептал на ухо:

– Знаете, Лена, мне довольно неловко, что, когда вокруг – представители администрации, мы с вами вот так вот здороваемся…

Больше вопросов к этому человеку у меня, разумеется, уже не было.

Было только слегка обидно сознавать, что я живу в стране, где даже наиболее умные мужчины, пребыванием которых во властных структурах президент дорожит из-за их реформаторского имиджа на Западе, так и не посмели вслух, жестко, по-мужски, потребовать от Путина прекратить репрессии по отношению к прессе. Более того – несмотря на все свое влияние, ни у кого из них не хватило мужества даже заступиться за девушку-журналистку, которую много месяцев подряде наслаждением прессовал государственный аппарат. Если молчаливая поддержка этих репрессий – это не собственная позиция реформаторов, то тогда мне просто трудно себе представить: чем уж таким ужасным Путину удалось их до такой степени запугать?

Глава 12 КРЕМЛЕВСКАЯ ШИЗОФРЕНИЯ

В этой главе – давно обещанный десерт: я раскрою секрет кремлевского долгожития. Причем – своего собственного. Если, конечно, можно назвать долгожитием тот факт, что после старта отлично организованной травли со стороны путинской пресс-службы я умудрилась продержаться в кремлевском пуле еще ровно год.

Но сначала – о терминах. Может, теперь, после всех предыдущих глав, кто и не поверит, – но, написав в заголовке шизофрения, я и не думала обзываться. Слово шизофрения в данном случае означает ровно то, что означает, ни больше ни меньше: раздвоение личности.

А как еще, по-вашему, можно назвать состояние Кремля, когда пресс-служба лишает некую журналистку аккредитации, а в то же самое время все кремлевское руководство регулярно с той же самой журналисткой встречается и дает ей эксклюзивную информацию?

Или– какой еще диагноз можно поставить властному организму, который сначала левой рукой запихивает в тюрьму Гусинского, потом правой рукой его оттуда вытаскивает, а в довершение всего внятно подмигивает третьим глазом, что он вообще был против всей этой дурацкой сквозной операции?

Или, наконец: как еще, если не шизофренией, можно назвать состояние корреспондентки, которую в Кремле обзывают агентом Березовского, а в газете Березовского – попрекают кремлевскими друзьями? И что уж тут говорить о президенте, который старательно наплодил вокруг себя всю эту сугубо (в смысле – двояко) здоровую атмосферу?

Анонимный источник, почесывая в бороде…