Байки кремлевского диггера

Расследование было проведено всего через пару дней: в гости к моей подруге приехал человек, близко знакомый с Березовским. И я решила попросту спросить у него: Кто такой Абрамович? Человек этот так же запросто ответил: Да не обращай внимания! Этот мальчишка – просто кошелек Березовского. Он в политике вообще ничего не петрит, а просто сидит в Сибнефти и считает деньги БАБа. Вряд ли мой собеседник предполагал, что в тот момент, когда я стану описывать в книге этот эпизод, Березовский будет уже давно в политэмиграции, а вот мальчишка Абрамович, которого Ястржембский тогда прозорливо наградил номером первым, продолжит рулить и при путинском дворе.

* * *

Тем временем в сентябре 1998-го заправская кремлевская Шахразада Ястржембский все продолжал рассказывать мне кремлевскую сказку:

– …Поэтому все прекрасно понимали, что из-за БАБа Валя трупом ляжет, но не даст сделать Лужка премьером. Когда ЧВС (Черномырдин Виктор Степанович. – Е. Т.)провалился в Думе во второй раз, Валя начал лоббировать третье внесение той же кандидатуры! А знаете, что они планировали сделать? У Вали уже был готов запасной план: Дума в третий раз отказывается утвердить ЧВС, президент, по Конституции, распускает Думу, и в этот момент Валя убеждает Бориса Николаевича назначить указом на пост премьера уже не ЧВС, а генерала Лебедя – потому что тогда, возможно, пришлось бы уже вводить чрезвычайное положение и понадобился бы военный… (Кстати, версию о Лебеде позже подтверждал в беседе со мной и красноярский предприниматель Анатолий Быков, уверявший меня, что Березовский приезжал к нему в Красноярск просить миллион на президентскую предвыборную компанию Лебедя. – Е. Т.)

– А вы все это Ельцину не пробовали рассказывать? – поинтересовалась я у Ястржембского.

– Ну почему же – пробовал… Меня все, не согласные с Валей, даже откомандировали к Борису Николаевичу на дачу. Мы поехали вместе с Кокошиным, но говорил я. Я убеждал его, что вносить в Думу еще раз кандидатуру ЧВС, как настаивает Валя, – это самоубийство. Я убеждал его в личной преданности Лужка, напомнил ему, что Лужок никогда еще ни при каких обстоятельствах его не предавал…

– И что Ельцин вам на это ответил?

– Борис Николаевич со мной согласился внезапно ответил Ястржембский.

У меня просто глаза на лоб полезли от изумления:

– Ельцин что, вам так и сказал, что он согласен?!

– Нет, словами он этого не сказал, потому что там все время Валя где-то рядом маячил… – принялся объяснять отставной пресс-секретарь. – Но по некоторым признакам я все-таки ясно понял, что Борис Николаевич не против кандидатуры Лужкова.

– По каким же таким признакам вы, в таком случае, поняли, что он согласен?!

– Ну… Президент кивал… – смутился Ястреб. Со мной просто истерика случилась от хохота:

– Сережа, вы знаете старый советский анекдот про пьяницу, которого жена утром находит спящим на коврике за дверью и спрашивает: Что ж ты, когда стучал ночью в дверь, мне не ответил, что это ты – я же спрашивала: Кто там? Вася, это ты? А пьяница ей говорит: А я кивал!

Видимо, из-за излишних параллелей после этого анекдота обоим стало как-то неуютно.

Я с некоторым ужасом произнесла:

– Сергей Владимирович, вы что, хотите сказать, что наш президент абсолютно невменяем? Он действительно не способен самостоятельно принимать никакие решения?

В этот момент те, кто прослушивал кабинет Ястржембского, наверняка остались им довольны.

Потому что, даже будучи разжалованным, президентский пресс-секретарь, со своей традиционной брифинговой бравой выправкой, громко отрапортовал:

– Как это наш президент недееспособен? Ведь в конце-то концов он сумел принять верное решение!

Однако параллельно происходил мимический театр одного актера. Лицо Ястржембского исказилось страдальческой миной, он принялся утвердительно кивать, подмигивать, хвататься за голову и возводить глаза к небу.

Я, с еще большим ужасом, переспросила:

– Он что, вообще ничего не понимает, что происходит? Он настолько болен?

На это Ястржембский, с еще более жизнеутверждающими интонациями в голосе, поведал мне о небывало светлом рассудке президента. Но одновременно он очень выразительно несколько раз похлопал рукой по сердцу.

Я, перейдя на такой же язык пантомимы, еще раз настойчиво осведомилась о рассудке президента, поднеся указательный палец к виску.

Но Ястржембский помотал головой, жестами дав понять, что с мозгами у президента все более или менее, но еще раз приложил руку к сердцу.

На такие откровения по-военному верный Ельцину Ястржембский не решался даже после чудовищного скандального выступления больного президента в Стокгольме в декабре 1997 года, которое мы пережили с ним вместе.

* * *

После сеанса этой информационной пантомимы я осведомилась, куда теперь Ястржембский намерен податься:

– К своему Лужку, небось, пойдете работать?