Байки под хмельком

Когда сестра вышла, Иван Геннадьевич лег на кровать и закрыл глаза. Вот после банкета он вышел на улицу и отпустил служебную машину, желая пройтись по морозцу и немного протрезветь. Облепленные снегом деревья кружилась в плавном вальсе, и хмель из головы не выходил. В квартале от дома ему захотелось по нужде. Вокруг никого не было. Чтобы не потерять равновесия и не упасть, он уперся лбом в ствол дерева и расстегнул ширинку. Нет лучшего в мире блаженства, чем после долгого терпения отлить из себя лишние воды. Он в истоме закрыл глаза и ему даже приснился сон. Он и не чувствовал, как его голова медленно сползала по стволу и все ещё придерживая «хозяйство», рухнул в мягкий сугроб. А через два часа его уже доставили в больницу. С этим самым обморожением.

— Жировая клетчатка! — теперь уже проворчал он себе под нос и поднял с пола газету.

Он снова отыскал глазами заметку, желая дочитать её до конца и узнать имя этого профессора-неуча. Его удивило, что фамилия автора совпадает с фамилией главного врача клиники, где он находился.

«Что касается воспалительных процессов, влияющих на мужскую потенцию, — говорилось в последнем абзаце, — то фактор переохлаждения, конечно, может сыграть свою роль, но при этом опять же имеется длительное пребывание на морозе половых органов. Как правило, отморожения случаются у лиц, злоупотребляющих алкоголем. Недавно к нам в клинику попал даже начальник отдела одного из крупных главков, который будучи навеселе, решил опорожниться на крепком морозе. Но, к сожалению, в процессе уснул и отморозил…»

Не дочитав, Иван Геннадьевич снова швырнул газету на пол.

1997 г.

Диверсант

Петра Фридриховича Шоммера, сорокапятилетнего комбайнера совхоза «Путь в будущее» незаслуженно уволили. Одним росчерком директорского пера был поставлен крест на славной трудовой автобиографии совсем обрусевшего немца. Правильно говорят, что русскому хорошо, то немцу — смерть.

В разгар уборочной страды Шоммер, не выходя из комбайна, принял на грудь четвертинку водки, чтобы как-нибудь взбодриться. Но спиртное сыграло совсем обратную и злую шутку — Петр Фридрихович заснул и выпустил из рук руль комбайна. Машина, естественно, не пошла по кругу, а прочертив во ржи ровную полоску, соскочила с совхозного поля, подцапала у бабки Марены грядки с высокорослыми помидорами, легко снесла сарайчик, в котором ночью кемарили утки и куры и уперлась мотовилом в ветхое крыльцо избы.

Увы, Шоммер уже не мог видеть, как комбайн методично уничтожал домашнее хозяйство бабки Матрены, потому как съезжая с совхозного поля, машина весело подпрыгнула на кочке, а Петр Фридрихович вывалился из кабины и приземлился как раз на копну ржаной соломы, так и не почувствовав катапультирования.

На другой день разбор полетов был довольно-таки серьезным. Невзирая на три десятка похвальных грамот, которые Шоммер получил за ударную работу в совхозе, новый директор выставил одного из лучших комбайнеров за дверь кабинета, а через полчаса секретарша вручила копию приказа об увольнении и трудовую книжку.

Куда же мне теперь? — спросил Шоммер руководителя, когда тот высунул нос из своей резиденции.

— Да хоть на свою историческую родину — в Германию, — ответил начальник, ехидно улыбаясь.

— Моя историческая родина здесь, в России. — попробовал оспорить свои национальные права Петр Фридрихович.

— Россия для Ивановых и Сидоровых, а для Шоммеров — Германия. Желаю удачи! — уже сердито сказал директор и захлопнул дверь кабинета.

Шоммер решил не сдаваться: съездил в районное управление и пожаловался на директора. Ответственный работник, то ли кореец, то ли китаец по национальности лишь руками развел:

— Шоммер, ты водку пил во время работы?

— Пил.

— Из кабины выпал?

— Выпал.

— Урон домашнему хозяйству бабке Матрены нанес?

— Нанес.

— Ну и что же ты тогда хочешь?

— Справедливости…

— Шоммер, ты с ума сошел.

И тогда Шоммер поехал в областной центр. Требовать справедливости. Но и в городе разговор был как две капли воды похож на тот, что состоялся в районе. И тогда Петр Фридрихович понял, что куда-либо жаловаться бесполезно. Обидно ему стало, что почти тридцать лет ишачил на совхоз, а когда случилась единственная ошибка, выкинули его из хозяйства как щенка. Разве другие не пили за рулем? Разве их не ловили? Разве не устраивали дебошей по всей деревне с ружейными выстрелами и пьяными криками? Почему вдруг всем все с рук сходило, а его, Шоммера, сразу под статью подвели. Злость и ярость разыгралась в сердце Шоммера. И решил он отомстить директору совхоза.

Рожь убирать закончили, подошло время кукурузы. Распихав по карманам несколько десятков крупных болтов и гаек, отправился немец на кукурузное поле. Несколько часов подвешивал железки на кукурузные стебли. А утром как полководец с холма наблюдал, как на поле выезжают комбайны, выстаиваются в линию. А ещё через час все до одного стояли, словно пораженные снарядами. Всех постигла одна и та же беда — ни с того ни с сего сломалось мотовило.