Байки про балет

Вольдемар Альбертович чуть с ума от этой новости не сошёл и начал пожарника обхаживать: то в баню пригласит, то в музей. На майские даже ездил к нему на дачу – помогал картошку сажать. Развёл, в конце концов, он брандмейстера, и мечта свершилась. Одел Кабриолев, ради конспирации, пожарный костюм, блестящую каску, долго по лестницам шёл и вышел к квадриге! Уговорил он даже на ФЭД его сфотографировать, в разных позах постановочных.

И это было фатальной ошибкой пожарного. Кабриолев, добрая душа, фоток нашлёпал порядочно и роздал многим с дарственной надписью. Дошло до руководства театра. Вольдемару Альбертовичу это с рук сошло, а вот пожарный получил строгий выговор по партийной линии, и больше с Кабриолевым не здоровался…

Своё «Браво»!

Этот вопрос, в итоге, дамокловым мечом повисает над каждым, кто кричит артистам. Твой кумир на сцене должен узнать тебя по твоему «Браво»! из зала. Угадать по голосу, кто там так надрывается, его бравируя. И это очень важный момент – узнаваемость, а некоторым балетоманам сильно повезло – у них характерный бас, хрипотца или фальцет. И тут как именно не кричи эти пять букв – кто надо узнает и оценит. Но не всем так повезло…

А Вольдемар Альбертович, к своему сожалению, голосом узнаваемым не обладал. От этого конфузился и переживал, что его кумиры не поймут, что это именно Он так сегодня заходился в голосовом выражении восторга. И это становилось всё большей проблемой, по мере продвижения Кабриолева вверх по иерархической лестнице общества любителей балета, но решение у неё имелось: те, кто, как и он, не могли взять тембром, использовали разные «фирменные» штучки. Один – раскатисто рокотал «Рррррррррррр». Другой – делил крик на две части «Бра-во»! Третий – делал ударение на «А». Остальные ещё как-то изгалялись, каждый по-своему. И ничего похожего использовать было никак нельзя, такой плагиат строго осуждался всем балетоманским сообществом, надо искать своё собственное, уникальное «Браво!». Кабриолев пробовал и так, и этак, но выходило смешно и несерьёзно. Матереющий балетоман по этому поводу сильно напрягался…

И тут на помощь пришёл случай: будучи приглашённым к приятелю на дачу «по грибы», которые он и собирать-то особо не умел, Вольдемар Альбертович задумался, куда-то ушёл и заблудился. Осознав это, не очень-то испугался: ближайшее Подмосковье – далеко не Сибирь. Но решил, для порядка, покричать «Ау!». Никто не отвечал, кроме эха, и тут Кабриолева осенило – вот оно лучшее место и время найти своё «Браво»! Отличная природная акустика и никого вокруг!

Вернулся на дачу он уже затемно, без грибов, даже лукошко потеряв, но «Браво!» своё найдя! Теперь его всегда узнавали…

День премьеры

Кабриолев, как он сам честно признаётся, премьеры не очень-то и любил, а особенно на начальном этапе своего балетоманского подвижничества, когда «с ноги» в театр он ещё не входил, – они всегда сулили дополнительные сложности с проходом. Есть и ещё одна другая, но главная причина его нелюбви – премьерный нервяк у артистов. Подавляющее их большинство, в день премьеры на взводе сами по себе, да и времени на репетиции никогда не хватает. И, в силу этого, больше они допускают грязи и неточностей, часто танцуют немузыкально, с синхронностью, обычно, не очень… А это всегда как нож по сердцу для Вольдемара Альбертовича – любой огрех любимого артиста его «убивал», от этого он сам сильно нервничал, бледнел, краснел и покрывался испариной. В общем – и балетоман, и артисты много здоровья на первом показе оставляли, физически и морально сложным выходило это время!

Но совсем не ходить на премьеры нельзя: позор, тусовка балетоманская этого не поймёт, да и самому интересно. В день премьеры выносится на суд разнонастроенной публики результат кропотливого труда очень многих, и отказать себе в просмотре этих результатов Кабриолев никак не мог, а тогда получалось: «И хочется, и колется!». И с этим надо было что-то делать…

А лучше всего переживать этот дополнительный стресс получалось с помощью шампанского. Осушив несколько фужеров ещё до начала спектакля, Вольдемар Альбертович становился добрее и снисходительнее. Не так его уже коробил топот корды невпопад, несогласованность в парах и ляпы дирижёра. А на «своих» артистов вообще удавалось глаза закрывать, или, правильнее сказать, заливать. После антракта же всё уже и нравиться могло начаться, тем более на эту сцену абы что априори не выпускали.

Так что имелся у Кабриолева эффективный способ «переживать» премьеры, но имелась у этого способа и обратная сторона – утро после премьеры. Меры в игристом Вольдемар Альбертович не знал, тем более, после окончания спектакля, он всегда обильно отмечался. Выпивалось слишком много, отчего болела у балетомана ужасно назавтра голова и вялость во всех членах ощущалась. Так что не любил Кабриолев премьеры – страдал он от них! А особенно – на следующий день…

Толстый критик