Байки русского сыска

Доставленный в Псков Скобарь был допрошен лично Мютелем. Сначала он показал, что, сбежав в последний раз из колонии, около месяца шатался по различным притонам, промышляя карманными кражами. 11 января 1910 года вместе с Тимофеем Богдановым, по кличке Тимошка Просвиркин, уроженцем деревни Обижи Остенской волости, и кронштадтским мещанином Иваном Андреевым, по прозвищу Левак, они отправились на главный почтамт. Там, в очереди у окошка, где выдают ценные бандероли, Просвиркин присмотрел кошель у какого-то господина, и он, Скобарь вытащил бумажник, передав его Леваку. Покинув место кражи, они пошли в чайную на 5-ю Суворов-скую улицу, где сосчитали добычу. Оказалось, что в бумажнике было 935 рублей. За наводку и помощь при совершении кражи Скобарь отсчитал Просвиркину и Леваку по 75 рублей. Отмечая успех, они стали пить водку. По словам Скобаря, он сильно захмелел, и когда они с Просвиркиным уже прибыли на Николаевский вокзал, чтобы ехать домой на Псковщину, то обнаружилось, что деньги у него пропали. Просвиркин предположил, что «зузы скрысятил Левак», но искать его уже не было времени, поезд вот-вот должен был отойти. В Псков он приехал в 12 часов дня и сразу отправился в Кошачью слободу, к матери, которой отдал девять рублей из тех двенадцати, что были у него в кармане, а три оставил себе.

Выслушав его, Мютель спросил молодого вора:

— Что же ты врёшь мне? Вещи-то у тебя совсем новенькие, почти неношеные. Ведь перед отъездом купил, так ведь, Петя?

Перед допросом Мютель ещё раз связался с Петербургской сыскной полицией. Столичные сыщики уточнили обстоятельства кражи: переполох вышел из-за того, что денежки Скобарь на почтамте «тиснул» из внутреннего кармана шинели у частного пристава одного из отделений Петербургской полиции, можно сказать у коллеги. Тот в сыскном отделении опознал по картотеке мальчишку, тёршегося возле него у стойки выдачи бандеролей, из-за чего весь сыр-бор и разгорелся. По показаниям потерпевшего одет вор был плоховато: в короткий зимний пиджак и лёгонький картузик. Поэтому и говорил Мютель столь уверенно, что купил Скобарь одежду перед самым отъездом.

— Твоя правда, начальник, — нехотя согласился Скобарь, поражённый проницательностью Мютеля, — немножко все было по-другому.

«По-другому» было так: на дело они пошли всемером — сам Скобарь, Колька Бриллиантик, Левак, брат его Серёга, Тимошка Просвиркин, Володька и ещё один, которого «Скобарь» не знал. Роли были расписаны заранее: один присмотрел денежного «пассажира», другие, «закопёрщики», устроили небольшую «давильню» у окошка, отвлекая внимание жертвы, Скобарь «щипнул лопатник у фраера», который тут же «спулил Леваку». Потом они в чайной поделили деньги: Бриллиантику перепало 120 рублей; Леваку с Просвиркиным — по 75; Володьке — 30; Серёге — 18; неизвестному он дал 24 рубля, а остальное взял себе. Из чайной они разошлись в разные стороны. Скобарь пошёл на Александровский рынок, где купил пальто, сапоги, папаху и другие вещи. Приехав домой, он отдал 500 рублей матери, которая их куда-то спрятала. Потом они вместе с нею уехали в Великое село к бабушке.

* * *

Пришлось надзирателю Шубину снова ехать в Великое Село для задержания матери Крылова, Варвары. Приехав в деревню, он, однако, её там не застал. По словам Ягуповой, дочь её заболела и уехала в Псков, в больницу. Пришлось возвращаться обратно в город. В больнице, где находилась на излечении Варвара Крылова, Шубин переговорил с лечившим её врачом, и тот сказал, что болезнь у пациентки застарелая, хроническая, лечению не поддающаяся, но для жизни не опасная, а потому не далее как через два дня он её выпишет. Пресекая возможность растраты украденных денег, задержали всех живущих в городе и окрестностях родственников Крылова. После того как Варвара Крылова вышла из больницы, арестовали и её. На первом же допросе она созналась, что получила от своего сына деньги, сколько — точно не знает, потому что не считала. Их она, по её словам, отдала своей матери, перед тем как ехать в Псков ложиться в больницу. Сказала, что в свёртке документы, и попросила спрятать до поры. Забрав с собою из тюрьмы Татьяну Ягупову, Шубин в третий раз за эти дни выехал в деревню Великое Село. Ягупова на его требование выдать деньги, оставленные дочерью, сначала пробовала «финтить», сказала, что не знает ни про какие деньги. Но Шубин пригрозил ей соучастием, и она призналась, что дочь отдала ей на сохранение «какие-то документы», которые она уложила в жестяную банку и закопала на гумне. В жестянке, найденной в указанном месте, оказались спрятаны, завёрнутые в бумагу и ветошь, 575 рублей кредитными билетами.

* * *