Байки Семёныча. Вот тебе – раз!

И тут, конечно же, всякому присутствующему сразу видно, что беспокоит человека что-то, волнует изрядно и жить спокойно не дает. Ну а с чего бы ему, сердешному, просто так орать-то и по воде, как василиск шлемоносный, высоко плоским задом подкидывая, с невероятной скоростью бегать? Вот ведь явно беспокоит что-то. Беспокоит и, видимо, жжет. И вот, ей-Богу, товарищи дорогие, всякий, кто подумал «Жжет!», а не банальное «Ушибся, наверное, сердешный!» или «Неужто воду в бассейне до кипяточка нагрели?», совершенно прав оказался, потому как действительно жгло. Жгло немилосердно, как потом оказалось, все слизистые места организма и каждый кусочек тела, который хоть какую-то прореху в коже имеет. Ну, попу, например. Ну а поскольку таких мест у всякого на теле множество, я так думаю, что Кузьмич в тот момент сильно пожалел, что он не индийская богиня Кали, и что рук у него всего две, и что он не за все жгучие места рукой схватиться может. Нет, не Кали вовсе. Рук каждое болючее место прикрыть точно не хватит. Поэтому Кузьмич с физиологией и анатомией лукавить не стал и обеими руками ухватился за то, что пока еще наиболее ценным считал: за то, что у каждого мужика в плавках спереди располагается.

Так, говорят, и помчал в сторону своего генеральского дома, руками это «самое важное» придерживая, орать неимоверно продолжая и на каждой встречной луже ровно по поверхности скользя. Даже про халат забыл, сердешный. И уже только потом, когда дома в душе отмылся и орать практически перестал, командира части, в которой Гошка служил, по телефону в порошок стер и порошок тот в форточку по ветру развеял. И говорят, что потом еще месяца три по ночам от домика генерала жалобный вой и громкие причитания по всей округе разливались, а сам генерал от воды, как собачка, бешенством хворающая, голову в плечи втянув, шарахался и каждый стакан воды, который ему попить приносили, для начала нюхал очень долго и внимательно. А в бассейн всего только раз его жена приходила. За халатом.

Но вернемся к Гошке со товарищи, которых взмыленный капитан на допрос с экзекуцией в штаб поволок. На допросе том, у начальника штаба произошедшем, одна очень простая вещь выяснилась. Гошка-то наш, дремоту и лень сытую с отвагой и честью поборовший, таким ответственным в тот вечер не один оказался. Все семь его сотоварищей про необходимость хлорирования по очереди вспомнили, и Гошкин подвиг трудовой каждый с небольшой временной разницей повторил. А двое вообще решили: «Два ведра хлорки – оно еще и лучше будет. Понадежнее». Так что, как очевидцы рассказывали, утром вода в бассейне имела цвет изумрудно-голубой, а на дне ровным слоем лежали мелкие хлопья осевшей хлорки. И отчего генерал этих белых хлопьев на дне не усмотрел и в неестественно лазоревой воде для себя угрозы не увидел, только гадать остается. Не усмотрел, может быть потому, что в настроении хорошем был и себе угрозы в родном бассейне просто представить не мог. А она же вот, прямо тут, под ногами о бортик плещется, угроза эта. Вся тысяча кубометров водички стараниями бойцов ответственных и благодаря хлорке термоядерной в такую ядовитую смесь превратилась, что плитка в бассейне до стерильной белизны выцвела, а малая часть этой жижи, сквозь бетон в почву просочившаяся, в радиусе ста метров от чаши бассейновой в том грунте все живое убила. Не просто микробов каких земляных, но и червей с кротами. А он в нее нырять задумал, понимаешь! В итоге к генералу всем командирским составом низко в землю кланяться ходили и клятвенно божились, что ничего личного к Кузьмичу не имели и виновных уже давно за туалетом расстреляли. Не меньше трех раз каждого. А Гоша с товарищами потом два дня голыми руками бассейн от хлорки отмывали, эту антисептическую субстанцию тоже навсегда в памяти сохранив.

В Афганистан Гошку, конечно, не отправили. Хотя, если честно, за такой вопиющий «залет» совершенно точно должны были бы. Не отправили, но и в штабе служить не оставили. Сослали куда-то к черту на кулички, где он оставшиеся полтора года и дослуживал.

Вот только с тех пор почему-то не любит Гошка бассейны. Совсем не любит.

Гранит науки и баламуты