Тогда я сходил к местному Кулибину, он мне переделал выхлоп моторчика в воду. Я где то вычитал, что такой способ во время сухого закона использовали американские контрабандисты. Решил, так сказать, использовать мировой опыт. Опробовал, да, мощность моторчика немного упала, но зато он стал почти бесшумным и подсолнечный запашёк пропал.
Оставалось выбрать маршрут. Соваться на левый берег мне не резон, я ж не за бабами, а по делу. Решил вначале спуститься вниз по течению Припяти до протоки в озеро Прорва. Далее само озеро, а потом притоками этого озера подняться выше. Маршрут мне показался хорошим, я ж тогда не знал, что у амазонок на том озере база.
Когда всё было готово, я выступил. Дождавшись темноты, я спустил лодку в реку. Выйдя на фарватер реки, я выключил двигатель. Лежу в лодке, любуюсь звездами, и время от времени проверяю свои координаты по спутниковому навигатору. К утру течение меня снесло как раз на траверз протоки в озеро. Выбрав небольшой островок, я причалил, затащил лодку в камыши и устроил себе дневку.
Вечером того же дня, заведя мотор, я двинулся в протоку. Вышел не много раньше расчетного времени, ночь предстояла облачная и безлунная, двигаться по реке в кромешной темноте — то ещё удовольствие. Гляди, не гляди, а всё равно ткнешься в берег, островок или отмель.
До полной темноты успел выйти в озеро. Дальше было легче, шел по навигатору. К рассвету я вышел к расчетной точке. Правда, на озеро опустился туман, сбавил скорость, надо выбрать место для высадки.
Вот и прибрежный камыш. Тихо движусь вдоль камыша, ищу прогалину. Настроение отличное, всё, я прорвался! А вот и прогалина. Неожиданно я увидел статую женщину с веслом, возвышающуюся над туманом. Направил лодку на статую. Наверно кокой-то заброшенный пионерлагерь, лодочная станция или турбаза, размышлял я.
Удар веслом по голове прервал мои размышления.
Очнувшись, понял, что руки у меня связаны, меня волокут под руки по каким-то деревянным мосткам. Должно быть военные, две пары армейских ботинок и камуфляжные штаны. Мельком увидел руку военного, сердце у меня ёкнуло — ногти на руке у него были накрашены. В момент всё понял — амазонки. Правда, уж больно здоровые, а в прочем, кто их знает, какие они должны быть. Я стал мычать, мол, дамочки, зачем так грубо обращаться с кавалером. К чему такое нетерпение, я и сам пойду.
Меня поставили на ноги, а стал осматриваться. Дамочка справа, оказалась одного со мной роста, волевое лицо, стальные взгляд и хватка рук. Бицепсы на руках дай боже любому мужику, культуриста, наверное. Амазонку слева язык не поворачивался назвать дамочкой — выше меня головы на две, руки в обхвате, как у меня ляшки, вес, наверно, не меньше ста пятидесяти килограмм, а то и поболе. Приветливо улыбается, но хватка такая же, как у первой. Мысленно я окрестил её штангисткой. Это её я принял за статую женщины с веслом.
Автоматически отметил, культуристка в синей армейской майке, без лифчика, грудь от силы первый номер, но сосочки заманчиво выпирают. Штангистка в белой обтягивающей кофточке с коротким рукавом, грудь не уступит груди Памелы Андерсон, о размере лифчика судить не берусь. Лица у обеих без косметики, волосы коротко подстрижены.
Штангистка взяла меня за шиворот и, всё так же мило улыбаясь, повела меня к какому-то лодочному сараю. Я старался быстро передвигать ногами, я был уверен, если я замешкаюсь, штангистка легко за шиворот оторвет меня от земли.
Возле лодочного сарая стояла ещё одна амазонка. Армейский низ — камуфляж и берцы, на кожаном поясе две портупеи с пистолет-пулеметами узи. А вот верх был потрясающий — копна волос цвета вороньего крыла, под красным топиком, угадывались великолепные грудь. Макияж дополнял картину — девушка с обложки глянцевого журнала. Для себя я её назвал красоткой.
Красотка открыла дверь сарая, культуристка вошла первой, штангистка ввела меня следом. От увиденного у меня перехватило дух. Похоже, этот сарай использовался у амазонок в качестве храма. На постаменте статуя женщины распятой на кресте. Статуя была одета и задрапирована белыми невестиными одеждами и фатой. Перед статуей в кресле восседала седая морщинистая старуха в какой-то черной мантии и без головного убора. А по бокам стен стояло два десятка монашек, в замысловатых крылатых толи чепцах, толи шляпах. Тень от чепцов скрывала лица монашек. Правда, я отметил одну особенность, все монашки были в монашеских черных хламидах, но обуты в армейские ботинки.
Штангистка тычком поставила меня на колени перед старухой. Красотка и культуристка встали по бокам. Похоже эта троица, на вроде лейтенантов, на особом счету — одеваются, как хотят. Старуха долго меня разглядывала, потом что-то прошамкала беззубым ртом.
— Мать-игуменья спрашивает, сколько девственниц ты испортил за свою жизнь, — перевела мне культуристка.
Нихрена ж себе вопросик, я поперхнулся, стараясь за кашлем скрыть смех.
— Ни одной, такие аномалии в моей жизни не попадались, — сказал я, после того как прокашлялся.