Байки забытых дорог

Серые глаза моей любимой
За прозрачным, тоненьким стеклом.
Звёзды в вальсе медленном, старинном
Кружатся, сверкая серебром.

Кружатся и грустно пропадают

В облаках слоистых серой мгле.
Так снежинки крохотные тают
На горячей девичьей руке.

Тоненькая розовая нитка

На востоке, в тёмных небесах,
Теплится – как робкая улыбка
На карминных, маленьких губах.

Нежность волн зелёного прибоя.

Нежность плеч под блузкой голубой.
Песенку, рождённую весною,
Напевает ветер молодой.

А поёт он – о капризах светлых,

О причудах, коим нет конца.
Месяц в небе бледный, чуть заметный,
Словно абрис милого лица.

А над ним, без устали кружа,

Словно убегая от погони,
Носятся два маленьких стрижа —
Тонкие, взлетающие брови.

Имя нежное, что прочих всех нежней,

Так же – как и я – в тебя влюблённый,
Просвистал бродяга соловей.
И замолк, тем звуком поражённый.

Новый день спускается на землю.

Тишина купается в реке.
Не дыша, Вселенная вся внемлет
Этому рассвету о тебе…

Байка двадцать первая Вьетнамские странности

Серому нравилась его работа: проектировать, изготавливать, а потом и испытывать буровые алмазные коронки. Нравилась именно тем, что он сам, лично, принимал непосредственное участие во всех ключевых этапах: от нуля – до сдачи готового изделия Государственной комиссии.

Первым делом выполняешь необходимые расчёты, чертишь кучу чертежей, относишь в мастерскую, через недельку забираешь у токарей стальные корпуса и графитовые пресс-формы, расклеиваешь в формах мелкие технические алмазы, засыпаешь металлосодержащим порошком, прессуешь, относишь к тигельным печам.… Потом, когда буровые коронки окончательно готовы, забрасываешь их в старенький казённый рюкзак и уезжаешь на полевые испытания. Чукотка, Камчатка, Восточная Сибирь…. Короче говоря, романтика полная, блеск и красота…

Но, как всем известно, хорошее – рано или поздно – всегда заканчивается. Только Серый приступил к написанию кандидатской диссертации, как в страну пожаловала она, Перестройка…

Как-то совсем незаметно российская геологическая отрасль пришла в упадок, одна за другой закрывались геолого-разведывательные партии, а на их месте открывались партии иные – политические. Зарплату задерживали уже регулярно: сперва – на неделю-другую, потом – на месяц-другой. А тут ещё Ельцин с Гайдаром отпустили цены. Тяжёлые настали времена, безденежные, голодные….

Встретил Серый с семьёй – за скромным столом – Новый 1992-ой год, и всерьёз задумался о смене профессии: жену с двумя детишками кормить-одевать надо, никуда не денешься. Думал, думал, да только ничего дельного не приходило в голову. Ну, нашёл небольшую халтуру – по ночам разгружать выгоны со всякой разностью на железнодорожной станции Балтийская. Только не способствовали эти копейки, заработанные солёным потом, кардинальному улучшению ситуации: попробуй, догони инфляцию, безудержно летящую вперёд – на крыльях безграничной свободы…

В самом конце мая месяца 1992-го года, ранним утром, раздался совершенно неожиданный телефонный звонок, беспокоил полковник Мясницкий, бывший когда-то Начальником военной кафедры ЛГИ:

– Здравствуй, Серёжа! Помнишь меня, не забыл? – вежливо поздоровался полковник, после чего поинтересовался: – Нет ли, лейтенант запаса, желания Родине послужить? Задатки к воинской службе у тебя всегда были неплохие. Так, как?

Серый ответил честно и откровенно:

– Я бы с радостью, Иван Савельевич. Честное слово! Но нынешние обстоятельства этому совершенно не способствуют. Вы же, наверное, понимаете: жена, маленькие дети, хроническое безденежье. Так что, извините…

– Это очень даже хорошо, что у тебя с деньгами плохо! – радостно и, на первый взгляд, совершенно нелогично заявил полковник. – Значит, моё предложение тебя непременно заинтересует. Как тебе – по контракту – полгода Родине отдать, из расчёта четыреста баксов в месяц и на всём готовом?