Баймер

– Тогда… может быть, и с монстрами точно так же? Запускать и новых? Чтоб нашим героям жизнь медом не казалась. Они раздвигают мечом кордоны все дальше и дальше, а тут на обжитых землях местный князек поднял мятеж! Или племянник возжаждал трона. Или же из реки в самой середке своего привычного мира выползла гидра… ну, мутация такая!.. начала хватать и пожирать все вокруг. Приходится снимать войско и спешно бросать его на ловлю зверюки.

– Музыку надо крутую, – сказал Антон. – Я от хорошей музыки вообще тащусь!.. Саундтреки называются, да? Во-во, саундтреки надо клевые. Чтоб в дрожь вгоняло, чтоб пот прошибал!..

– Зачем тебе пот?.. Бабы потные, ты потный…

– Ничего ты не понимаешь, – ответил Антон в полнейшем превосходстве. – Музыка – это половина дела! Любого. Я любую девку уломаю под хорошую музыку. Хоть британскую королеву, хоть Бритни Спирс. Ты помнишь потрясную музыку из фильма… из фильма…

– «Свинарка и пастух»?

– Сам ты свинарка!.. В крутейшем фильме, где… ну, где этот чечен… или не чечен, а какое-то лицо кавказской национальности трясется под музыку Боуди, кричит, а с него молнии хлещут! Вдали что-то горит, взрывается пиротехника, а он трясется, словно тройную дозу крэга вкатил…

– А, – догадался Сергей, – фильм «Горец», да?

– Ну я ж говорю, кавказское лицо!.. Ну и что, если блондин? Даги тоже блондины. Да и лезгины… А тот горец и не блондин вовсе, а настоящий чечен… хотя откуда чечены в Шотландии? Ладно, в той баймине трясучка действует, действует!.. А его всякий раз трясет, как только голову срубит. Никак не привыкнет, видать, хоть и чечен. Уже мильон голов срубил, а все трясется. Правда, красиво трясется.

– Это не он трясется, – возразил Сергей, – а его трясет!

– А есть разница?

– Как… ладно, а то обидишься.

Гриць заметил мудро:

– Это у него экстаз такой. Кайф ловит! А потом падает в изнеможении, будто десять баб подряд сумел…

– Или заставили, – согласился Сергей. – Одну-две – понятно, но десять… это уже работа. А этот кавказец просто некрофил. У него оргазм такой, когда убивает. Нет, в нашу баймуху такой гадости не надо. Мы, вообще-то, свиньи, но хоть в баймах побудем бла-а-агородными. Не хочу я баймить ни за вампира, ни за вора, ни за лицо кавказской национальности. Хочу за красивого, смелого и честного варвара! Или даже паладина. А этих некромантов и всяких гномов даже и не планируй. Какой извращенец в них баймит? Если и найдется кто, то один на миллион. Я думаю, что даже гномы баймят за людей. Да не за ворье, а за смелых, благородных рыцарей.

Сердце мое нежилось в блаженстве. Ведь боты же, простые боты, но и они за меня болеют, а нашу байму, которая пока еще в задумке, уже считают своей! Даже идеи подают. Ну, какие могут…

Часть III

ГЛАВА 1

За окном морозный встречный ветер. Снег летит навстречу так же быстро, как пролетели несколько месяцев со дня начала работы над баймой. Прохожие бредут согнутые, прячут красные, как помидоры, лица, но в салоне моей Серебряночки ташкент, уютно, защищенно. По ту сторону моего мира проносятся покрытые как хлопьями ваты кусты, бордюр исчез под рыхлым светло-коричневым валом, похожим на груды перелинявших коконов муравьиных личинок. Дорога сузилась на треть, все очистить не успевают, но зато вот те заснеженные холмики вдоль дороги – это около миллиона автомашин, что по-медвежьи впали в зимнюю спячку и тем самым разгрузили дороги.

Говорят, они особенно опасны, как и медведи весной, когда вылезают из берлог, голодные и злые, покрытые лишаями и ржавчиной, подхватившие за зиму всякие ревматизмы карданов и тормозных колодок, но для меня это первая зима, особых тягот пока что не вижу, а до весны еще дожить надо.

Перед офисом асфальт черный, все выскоблено. Это на окраинах все еще балуются солью… или гадят – все от точки зрения! – здесь же чистят, недремлющие телекамеры видят, кто работает, как арбайтер с Украины, а кто – как москвич.

Я припарковал на свое место, никто занять не смеет, вытащил ключ и, выбравшись, привычно включил сигнализацию. Охранник укоризненно покачал головой, это ж оскорбление, но мне его укоры по фигу: лучше включать везде, чем забуду врубить там, где ворья как в правительстве.

В здании офиса, еще подходя к нашей двери, ощутил, как в коридор просачиваются запахи кофе, пирожков, жареного мяса, горелой изоляции.

В комнате за компами Аверьян, Нинель, Миша. Тут же рядом огрызки булок, печенья, многочисленные чашки кофе с засохшей коричневой корочкой на дне: подобную посуду моют только тогда, когда чистых уже не найти… Печенье везде, как и чашки. Хорошо, хоть бесполезные сидюки уже не используют как удобные выдвигающиеся подставки для чашек.

– Хай, – сказал я с порога.

– Сам ты хай, – ответил Аверьян, не отрываясь от экрана.

– От хая слышу, – ответил я. – Вы хоть дома бываете? А то звоню, звоню…

Аверьян обернулся, лицо осунувшееся, глаза запали, в глубине лихорадочный блеск.