Баймер

– За кого, за кого… Большевики давно тю-тю, у нынешних коммунистов собрались те честные да наивные, которые хотят, чтобы воры были наказаны, зато к дерьмократам прибились все подлые да практичные, что понимают: воровали все. Кто миллионы долларов, кто миллиарды, остальные – по копеечке, уклоняясь от уплаты налогов. Или способствовали им, покупая у челноков, на рынке. Арестовывать олигархов и вытряхивать из них украденные миллиарды – справедливо, но где остановиться? Если по-честному, то надо идти до конца. А то получается не совсем справедливо: арестовать того, кто украл миллион, но не трогать укравшего девятьсот тысяч… Так что сердце мое с коммунистами, но голосовать, увы, буду за дерьмократов.

Сергей поддакнул:

– Да, мне тоже знакомо это противоречие между умом и сердцем. Когда делаешь контрольный выстрел, иной раз посмотришь в ясные детские глазки…

Антон бухнул:

– Я не смотрю.

– И не промахиваешься?

– А я боковым зрением.

Я смотрел на них по очереди, у обоих морды каменные. Не поймешь, шутят или говорят всерьез. У них тоже свой юмор, как у нас, людей Интернета.

Сергей отшвырнул пустую бутылку пива, взял полную, жестяная крышечка слетела от небрежного движения ногтем.

– А ты, баймер? – спросил он.

– Что я? – поинтересовался я.

– За кого голосовать будешь?

Конон перестал разговаривать с Антоном, повернул голову и смотрел на меня. Иван и Гриць тоже начали прислушиваться. Холодок пробежал по коже, тут же испарился.

– Коммунизм, – сказал я осторожно, но в то же время старался, чтобы в моем голосе звучало недоумение, – большевизм, дерьмократизм, фашизм… а что это? Да не надо мне объяснять, не надо!.. Это что-то значило для вас, даже что-то очень значило, но я при чем? Из-за того, что вы дрались с Наполеоном под Бородино, я не стану ненавидеть французов!.. И даже за то, что они Москву спалили, гады, конечно…

– Но ведь гады? – спросил Сергей.

– Гады, гады… Победители всегда навязывают свои взгляды побежденным, а заодно и гражданам своей страны. И стараются закрепить как можно на дольше!.. А детки победителей стараются удержать нахапанное их папанями, не важно, что нахапано: земли, идеология, преимущество во взглядах, чувство справедливого возмущения… И тоже долбят, долбят, долбят о праведности своей позиции, о единственной праведности, а сами ржут над нами, лохами…

Конон слушал внимательно, но на его каменном лице ничего не отражалось. Сергей сказал с интересом:

– Лохами? А что, похоже…

– Фигня все эти коммунизмы и фашизмы, – сказал я зло. – Вот я, баймер третьего тысячелетия, торжественно объявляю: с этого дня и этого часа объявляется полная и безоговорочная амнистия всем взглядам, всем идеологиям, всем вкусам и желаниям. У нас, нынешнего поколения, хватит ума и воли, чтобы идти без вашего хомута, вашей упряжки и вашего кнута. Мы – разберемся сами. И если фашизм или коммунизм где-то сказал, что дважды два равняется четырем, то мы не станем говорить, что равняется стеариновой свече, как делаете вы из страха прослыть коммунистами, фашистами или буддистами. Фигня! Нет коммунизма, фашизма, демократизма или какого-нибудь там папизма. Есть наша жизнь, и мы для нее будем брать то, что нужно. Нам неважно, что подобную деталь использовали в какой-то древней машине, а та разломалась. Архимедов винт не стал хуже от того, что с ним потонул «Титаник», и не стало хуже из-за фашизма бесплатное школьное обучение, которое эти сказочно ужасные фашисты ввели в своих странах!

А угрюмый Гриць добавил:

– А всякую шушеру, что начнет обвинять кого-то в коммунистических, фашистских или прочих взглядах, – в рыло!..

Антон запротестовал:

– Ну, это уж чересчур. Не все из них – папенькины сынки победителей. Хватает и лохов, вроде нас… тебя то есть, что как попки повторяют красивые фразы. Они, эти лохи, могут быть вполне искренними.

– Тогда не принимать их в культурные ряды, – решил Гриць и шумно высморкался на землю, поочередно зажимая ноздри большими пальцами. – Гнать их из сцивилизации!.. Обратно в пещеры. В каменный век борьбы идеологий… а что это: борьба идеологий?

– Что это было? – поправил Иван. – Да хрен его знает. Какое-то временное затмение в предыдущем столетии. Даже в двух, но для человечества это такой мелкий срок!.. В прошлом и людей ели.

– Правда? – заинтересовался Сергей. Он внимательно окинул долгим взглядом пухлую фигуру Нюрки, ее толстые сочные ляжки, розовые щеки. – Так, говоришь, ничего не будем отвергать из опыта прошлого?

– Ничего, – отрезал Иван сердито. – Да-да, ничего полезного, на что бы ты тут ни намекивал. Мы же с тобой культурные люди, говнюк!

– Ну вот, – сказал Сергей с укоризной. – Ругаетесь, а потом этими же руками будете за хлеб браться.

Конон вернулся к нашему столу через час, довольный, словно облапошил кого-то на пару миллионов долларов. А может, и облапошил, его подлинные дела и секреты знает разве что Козаровский.

По дороге спотыкался, смотрел в небо, глаза прищурились, как у китайца. Мы все заметили, как твердое лицо дрогнуло в непривычно умильной улыбке.