Бакалавр (СИ)

Даниэль Дакар Бакалавр

— Что, и Атлантида на вашей памяти?

— Да. И — увы! — на моей совести.

Мария Ганжа.

Кошки знают больше, чем мы думаем,

и думают больше, чем мы знаем.

Приписывается Говарду Лавкрафту.

Памяти моего отца, Александра Баранчука, не успевшего прочитать эту книгу.

Автор выражает благодарность:

Катерине Ремингтон за истинный талант сплетать свои слова, слушать и слышать чужие, и готовность выступать в роли бета-листера.

Александру Залищуку за любезное разрешение использовать в тексте его стихи.

Николаю Дешко за своевременное просвещение автора по вопросам, в которых автор слабо разбирается, и ироничную критику, не переходящую в наезд на дилетанта.

* * *

Глава 1

— Её похитили.

— А почему не убили?

— Потому что я не люблю крайних мер. Но если Дезире убили, я устрою этой чёртовой планете… Атлантиду.

Грохнуло так, словно над крышей небольшого дома, вросшего в едва возвышающуюся над морем скалу, разорвался фугас. Какая уж тут звукоизоляция, о чём вы… Секунда оглушительной тишины кокетливо — как игривая кошка лапой — ударила по насторожившимся ушам. А потом ослепительная многорогая молния на секунду соединила клубящиеся чёрные тучи с беснующейся чёрной водой, поднявшаяся, казалось, до неба волна врезалась в прозрачную стену дома — и гром ударил снова.

Человеку, незнакомому с погодной кухней экваториальной зоны Атлантиды, треугольная гостиная показалась бы странной. Но таких — незнакомых — было крайне мало. Да и то: первый же год (и даже месяц) пребывания в кампусе Нильсборского Универа даже обслуживающий персонал отучал видеть странное в чём-либо. Что же касается студентов и преподавателей… а у хозяйки дома за плечами были три года бакалавриата… Ну, эта публика сама по себе была настолько странной, что треугольный дом числился по разряду не обыденностей даже, а так, архитектурной замшелости.

Три угла дома, сориентированные по розе ветров, позволяли рассекать воздушные потоки, и строеньице, при всей кажущейся хрупкости, успешно противостояло капризным стихиям. Разумеется, не стоило забывать и о том, что единственный наземный этаж надежно опирался на два подземных. И как бы ни колдовала злая ведьма Востока, унести этот домик не мог ни один ураган.

Женщина, стоящая возле пары вазонов с комнатными деревьями, почти беззвучно выругалась. Потом отступила на шаг от потоков воды, струящихся по стеклу, и вернулась к прерванному громом разговору:

— Да всё я понимаю, Шерман. Своим ребятишкам ты платишь за доставку, а не за самоубийство…. Вот что… приготовь для меня ужин на свой вкус, я заберу сама. А, может, там же и съем. Что? Не слышу тебя! Помехи! До встречи!

Ухмыльнувшись своему отражению (двойному из-за острого угла схождения стенных панелей), женщина сбросила в коммуникаторе сеанс связи и отправилась одеваться. Гостей Лана Дитц не ждала, нежданных принимать не собиралась, а потому и необходимости в одежде — дома — не видела. Но теперь ей предстоял выход на люди, а, стало быть, одеться всё-таки придется.

Правда, особых — и не особых тоже — изысков не будет. В такую погоду, да ещё для выбранного средства передвижения, сгодятся только облегающие спортивные шорты и такой же топ, едва прикрывающий грудь. Ну, добавим очки с водооталкивающими стеклами. А вот ботинки придется надеть серьёзные. И доску взять самую тяжёлую из всех шести, имеющихся в наличии. И заплетенные в очень короткую косу волосы присыпать «водопадом», чтобы не намокли: в такую погоду никакой головной убор или капюшон не спасет.

Пять минут спустя она уже поднялась на крышу, на ходу поправляя широкий пояс, игравший, помимо балластной, функцию пульта управления гравидоской.

Среди студентов Нильсбора высшим шиком считалось контролировать капризное средство передвижения без дополнительной электроники, исключительно собственной ловкостью и чувством равновесия. И Лана, как правило, действовала именно так. Отличная тренировка и без того незаурядного вестибулярного аппарата, чистое удовольствие от власти над телом и несущей его доской… Да и о репутации забывать не стоит.

Сегодня, однако, она не собиралась рисковать. Ибо хороший ужин — и возможность до него дожить! — с детства ценила куда выше, чем гипотетическую возможность утереть нос кому бы то ни было.