Бах

И вдруг Корнев явственно увидел впереди, в отблеске мокрых огней, прямо перед собой, на стекле, или, может быть, чуть дальше, за ним, лицо. Вновь кольнуло в груди. Машина замедлила бег. Корнев внезапно понял, что это лицо матери.

Чем сильнее разворачивала фуга свою спираль, тем ближе становилось лицо; он различал уже грустные глаза, с какой-то тревогой вглядывающиеся в его лицо. Постепенно, затухая вокруг, исчезало все — поселки, шумящие под дождем березы, листья, которые ветер бросал под колеса, летящие в сторону Москвы машины. Оставалось только лицо матери. Как свеча впереди. И тема неторопливой фуги — словно человеческие шаги на скрипучей лестнице в старом родительском доме.

В голове Корнева пронеслись беспорядочным вихрем картины детства — берег реки, луговые ромашки, из которых мать, смеясь, плела ему венок, и сама речка, в которую он нырнул с венком на голове, позабыв нечаянно про него, а затем — долгие попытки выловить ромашковый венок, быстро уплывающий по течению. И отец, пришедший ему на помощь. И вновь смех. И чистое небо со стрижами. И горсть земляники, собранная матерью на краю леса. И снова — отец, несший его на «закукорках» до электрички…

Корнев остановил машину и открыл дверцу. Дождь то затихал, то припускал с новой силой. Листья берез летели наискосок через шоссе… Орган умолк, тема фуги угасла как свеча, и Корнев услышал, несмотря на дождь и ветер, как бьется его сердце. Он сидел в темноте — и лишь редкие встречные машины на несколько секунд освещали его, чтобы вновь с мокрым визгливым шумом исчезнуть и уступить место ночной темноте.

Не включая в салоне свет, он нашарил сотовый.

Але, Леха, слушай, — Корнев не сразу узнал свой голос. — Все отменяется. Позвони ребятам. Извини. Мне нужно срочно… Да, очень срочно…

И, не договорив, резко тронул машину. Поворот на дачу пролетел, просвистел пустым провалом между березовых рядов, слева, в кромешном мраке.

Дружба

Гольдберг-вариации BWV 988

В 1736 году линия баховской судьбы пересекается с линией графа Германа Кейзерлинга — посла русского двора ее Императорского Величества в Дрездене. Баху в этот год исполняется пятьдесят.

Жизнь его к этому времени наполнена непрерывным высоким творчеством… и мелочными тяжбами с ректоратом Томасшуле. Автор грандиознейших «Страстей по Матфею» так и не признан современниками как композитор. Семья бедствует. Бах не может найти средств, чтобы издать хотя бы часть своих произведений.

Кейзерлинг заказывает Баху сочинить «что-нибудь для моего Гольдберга». Гольдбергом зовут домашнего музыканта. Это очень одаренный юноша, его обучает игре на клавире Фридеман — старший сын Баха. Иоганн Теофил Гольдберг наезжает также вместе с графом и в Лейпциг, где сам кантор церкви св. Фомы дает ему уроки.

Граф — большой поклонник таланта лейпцигского кантора. Что-то особое улавливает графское ухо в композициях Баха-отца, то, что, возможно, совсем не слышат остальные современники: «старый Бах» становится неожиданно любимым композитором русского посла!

Бах откликается на заказ-просьбу. И сочиняет «Арию с тридцатью вариациями для клавира или клавицимбала с двумя мануалами». Позже музыковеды назовут это произведение «Гольдберговскими вариациями».

Легенда говорит, что граф, страдая бессоницей, желал бы, чтобы в соседней комнате в такие часы Гольдберг играл ему приятную музыку «для тихого и радостного утешения». Форкель пишет о Кейзерлинге и «его» вариациях: «Он мог без конца слушать их в продолжение долгого времени, и, как только наступали бессонные ночи, говорил: «Любезный Гольдберг, сыграй же мне одну из моих вариаций».

Так сразу двум именам судьба благоволит войти в историю: графу Кейзерлингу и его юному придворному музыканту Гольдбергу, — только потому, что их имена обессмертили баховские «заказные» вариации.

Но — только ли потому? Кейзерлинг становится искренним другом старому кантору. В трудные минуты он поддерживает его материально. Известно, например, что за эти вариации посол преподносит композитору золотой кубок с сотней луидоров! Бах, вероятно, никогда ранее (да и позднее!) не получал в своей жизни такие внушительные гонорары! Бах и его старшие сыновья становятся «чтимыми» гостями в доме русского посла в Дрездене…

В своей новелле «Иоганн Себастьян Бах» русский писатель Юрий Нагибин художественно анализирует любопытную ситуацию. Вполне возможно, и даже вероятно, допускает Нагибин, были современники, знавшие творчество Баха, которые интуитивно догадывались о величии личности, живущей рядом с ними. Таким был богач Шейбе (выдуманный персонаж), который имел мысль дать Баху деньги на издание собрания его сочинений. Таким нарисован и король Фридрих, на приеме у которого в Потсдаме «старый Бах» поверг в очередной раз знатную публику в изумление своей игрой и композиторским даром. И хитрый и самолюбивый король также сгоряча пообещал Баху «протекцию» для издания нот.