Читаем Бах полностью

Такие веселые произведения назывались Quodlibet'ами. Это означает на латинском «что угодно», а может быть переведено и как «всякая всячина». Они сочинялись и исполнялись сообща. В дни семейных сборищ обычно начинали музицирование с хорального песнопения, а увеселяясь, кончали «кводлибетом». Эти куплеты иной раз содержали довольно грубоватую двусмысленность и не всегда деликатнее шуточные намеки на разного рода семейные обстоятельства.

Еще в Эйзенахе участвовал маленький Себастьян в исполнении семейных шуточных песенок, теперь пришел черед вышучивать самого себя, жениха; он обыграл два родственных по звучанию слова: «бакк», что обозначает в пекарском обиходе квашню, и «бах» – ручей.

Вот как выглядит веселый текст этой пьесы, исполненной на мальчишнике:

Что за огромные замкиПлывут там по морю?Чем ближе, тем выше они становятсяВ моих глазах.Кто хочет в Индию,Пожалуйте на мой корабль.Правда, я не моряк,Мне не нужны ни мачта, ни парус,Сижу в моей квашне,Ничего мне больше не надо.. . . . . . . . . . . . . . . .Был бы я португальский король,Не было бы мне дела до того,Что кто-то другой перевернулсяВместе с квашней в ручей...

"Можно представить себе, – рисует картинку веселья Янош Хаммершлаг, – как наш мастер, будучи женихом, плывет в квашне, будто в лодке, по ручью, а разноголосый хор со всех сторон задорно кричит ему «Квашня! Квашня!», в то время как он поет нежную лирическую арию: «О вы, думы, зачем вы терзаете мою душу»; затем в партитуре, после кляксы, встречается все больше и больше фальшивых созвучий. Отклик фуги также сбивается на неправильный путь: «Эх, до чего же хороша эта фуга!» Текст заканчивается гармоничным аккордом:

Все, кто голоден,Приходите на жаркое!2

Итак, Иоганн Себастьян обжился в Мюльхаузене. В этом городе было немало семей, где ценили музыку. Величественную в сравнении с аршнтадтской церковь св. Власия посещали прихожане, умевшие слушать. С первых же воскресных служб новый органист полюбился в городе. Но изношенный инструмент – сколько хлопот и огорчений причинил он Баху! Он, однако, своими силами искусно устранял неполадки. А попутно готовил основательный проект переделки органа. Восхищенный в Любеке у Букстехуде особым регистром, передающим колокольный звон, Бах предусмотрел и в своем проекте такое устройство. Пробные голоса колокольчиков он уже смастерил, и первая же воскресная игра, украшенная этим нововведением, умилила горожан.

В муниципалитете обходились с органистом уважительно, и это ободрило Себастьяна. С пониманием выслушали его. Проект органиста одобрили. На обновление инструмента обещали отпустить сколько потребно будет гульденов, как только выправится казна, опустевшая из-за экстраординарных расходов, связанных с пожаром.

Укреплялись и педагогические навыки Иоганна Себастьяна, однако не в классных занятиях – к школе Мюльхаузена он касательства не имел, – а в руководстве учениками, которым он давал уроки один на один. Такое обучение Себастьян вел еще в Арнштадте. Маленький музыкант Фоглер из Арнштадта приезжал к Баху на уроки в Мюльхаузен. Здесь прошел школу у Иоганна Себастьяна и будущий недюжинный мастер органной игры композитор Иоганн Мартин Шубарт. Ему было тогда шестнадцать лет, и он оказался одним из первых учеников Баха, вошедших в историю немецкого искусства. В скитальческой жизни Шубарту доведется еще не раз встретиться со своим великим учителем, тоже скитальцем по германским городам.

Благоустроилась семья молодого органиста. Но тем временем нарастала опасность музыкальному делу в Мюльхаузене более сильная, чем последствия недавнего пожара.

<p>БОГОСЛОВЫ НАКЛАДЫВАЮТ ЗАПРЕТ</p>

Мюльхаузен оказался одним из тех германских городов, где, исподволь ожесточаясь, наконец прорвались и привели в смятение бюргеров богословские споры.

В нашем столетии произведения Иоганна Себастьяна Баха звучат на всех континентах Земли, и духовная его музыка утратила былую непременную связь с ритуалами церкви. Раскидываются могучими кронами над концертными залами творения его. Потеряло свою остроту напоминание о догматических перепалках церковных управителей феодальной Германии начала XVIII века. В повествовании о жизненном пути композитора нельзя, однако, обойти существенный факт зависимости его от исторически сложившихся влиянии былых общественных сил.

Богословские споры и усложнившаяся из-за них обстановка поставили Баха как композитора и исполнителя в затруднительное положение. Распри вызвала борьба двух церковных направлений. Обе группы объявляли себя вернейшими продолжателями учения Мартина Лютера. Но по-разному трактовали некоторые стороны этого учения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза