Известно, что инструменты — предшественники рояля, да и рояль ранних конструкций — были недружелюбно встречены поборниками клавесинного искусства. Великий Вольтер, защищая клавесин, отзовется о рояле как об «инструменте людей, бьющих посуду». Но Вольфганг Моцарт будет в восторге от нового инструмента и своими концертами для фортепьяно с оркестром окончательно утвердит и этот жанр, и царственное назначение рояля в музыкальном искусстве...
Будем помнить, что при рождении нового инструмента, которому и орган впоследствии отдаст первенство, рядом с конструктором стоял и великий лейпцигский музыкант.
Следующий, 1747 год во всех жизнеописаниях Баха отмечен рассказом о визите его в Берлин и приеме знаменитого музыканта Фридрихом II. Националистический культ Фридриха более полутораста лет господствовал в военно-дворянских кругах Германии, распространяясь на все, что хотя бы косвенно относилось к деятельности этого короля. Поэтому встречу Баха с Фридрихом обращали иногда чуть ли не в кульминацию жизненного пути великого музыканта. Монарх «эпохи просвещенного абсолютизма» рисовался покровителем искусств. Музыкально способный король обожал флейту, создал при дворе капеллу, в которой собрались одаренные артисты. Он был и сочинителем. Рассказы о короле-музыканте содержат быль и выдумки, они драматизировались и приукрашивались. Любовь к музыке Фридриха была якобы столь велика, что даже после одного из неудачных сражений, удрученный, он, дабы показать непоколебимость своего духа, в походной палатке сочинил менуэт. Документы, однако, скупы. Комментариями нынешних исследователей снят флер покровительственной опеки короля в отношении Баха. Поездка в Берлин лейпцигского музыканта и композитора действительно вошла важным событием в его жизнь. Но не столько потому, что королю угодно было принять капельмейстера, а потому, что отец еще раз увиделся с сыновьями и пробыл с ними несколько дней. Однако в историю жизни композитора это событие вошло все же и как встреча Власти и Искусства.
Фридрих много слышал о мастерстве саксонского музыканта. Возможно, и от музыкантов капеллы, и от русского посла графа Кейзерлинга. В беседах с Эммануелем король выражал желание повидать и послушать его отца, хотя музыки прославленного музыканта он не знал. Нет свидетельств о том, что Иоганн Себастьян собирался гастролировать у прусского короля. Он даже отмалчивался на приглашения Эммануеля приехать в Берлин к королю. Но сын продолжал настаивать. Здоровье ухудшалось, ни Фридеман из Галле, ни Эммануель из Берлина в Лейпциг не приезжали. Тогда отец и отправился в Потсдам, возможно, где-то в пути встретясь с Фридеманом. Они прибыли к Эммануелю во второй половине дня 7 мая. Эммануель едва успел обнять отца и брата, он оделся с большим тщанием и поспешил во дворец: в этот вечер король намерен был музицировать в кругу семьи и приближенных.
Известен рассказ, записанный Форкелем со слов Фридемана: "...Когда король собрался играть на флейте и уже все музыканты были в сборе, вошел офицер с докладом о новоприбывших чужеземцах. С флейтой в руке король просматривал список приезжих, вдруг повернулся к музыкантам и сказал с волнением в голосе: «Господа, приехал старый Бах!» Флейта была немедленно отложена, и послали за «стариком Бахом».
По другой версии, подобострастной, изложенной спустя четыре дня после события местной газетой, королю доложили о прибытии капельмейстера, когда Бах находился в передней дворцовых апартаментов «в ожидании всемилостивейшего разрешения исполнить в его (королевском) присутствии музыку». Как это непохоже на Баха!
Рассказ Фридемана — Форкеля правдоподобнее. Посланец дворца застал лейпцигского гостя отдыхающим с дороги в квартире сына, не дал ему даже времени надеть черный сюртук и повез во дворец. Бах появился перед королем в дорожном платье, очевидно, вместе с Фридеманом, потому что именно Фридеман не без юмора рассказал Форкелю о пространных извинениях отца по поводу его «не соответствующей случаю одежды». После чего «между артистом и монархом завязался оживленный диалог».
Фридрих владел искусством показывать себя и ум свой в любой ситуации. Деспотически строгий король, на приемах в кабинете дворца он был внимательным дипломатом, сейчас же, вечером, — беспечно влюбленным в музыку любезным хозяином гостиной.