Бах

Одно из обвинений консистории после любекской «самоволки» Себастьяна вовсе не относилось к области музыки. Ему вменили в вину присутствие на хорах посторонних лиц женского пола. Одна из любопытствующих девушек все-таки смогла увидеть вблизи виртуозное соло, исполняемое ногами на огромной деревянной клавиатуре. Ее звали Мария Барбара Бах. Кузина, младшая сестра той самой Катарины Барбары, что выгораживала Себастьяна на суде по поводу драки с бездарным фаготистом. Вспыльчивый кузен проявлял к молоденькой Марихен повышенный интерес.

Чем же закончилось страшное разбирательство? Да ничем особенным. Получив строгое внушение, непокорный органист вновь приступил к исполнению обязанностей. Великие и грозные Nos («мы») так и не решились наказать Ille («его»).

Арнштадтским властям показалось невыгодным терять Баха. Вспомним: хороший музыкант являлся в то время политической валютой, а тут речь шла о весьма крупной купюре. Уже в первый год своей работы в Новой церкви Бах, силами все тех же ленивых школьников и студентов, исполнил кантату собственного сочинения. «Ты не оставишь души моей в аду» — эти слова, пропетые глубоким сочным басом солиста, прозвучавшие после мощного инструментального вступления, буквально перевернули души слушателей. В храме воцарилась мертвая тишина, перестали шушукаться арнштадсткие кумушки и их юные отпрыски. Когда же, словно светлый голос небесного ангела, вступило сопрано, многие заплакали. Солирующий женский вокал — это было так непривычно и так чарующе!

Доподлинно неизвестно имя солистки. Возможно, это была та самая кузина. Мария Барбара обладала певческим голосом, и практичный Себастьян, скорее всего, захотел использовать его. Тогда становится вдвойне объяснимым недовольство консистории «посторонними на хорах». Девушка появлялась там регулярно и не с целью послушать орган, а для репетиций.

Мысль о введении женских голосов в духовные партитуры, куда прежде допускались только мальчики, уже давно приходила к Себастьяну. Нерадивые и слабоголосые школяры доводили бедного аудиала до бешенства. Впрочем, не одного только его. Время необратимо менялось. Гуманизм наступал, и «человечность» в музыке становилась все более актуальной. И конечно, сильные и тембристые женские голоса передавали эмоции не в пример убедительнее «бестелесных» детских.

Первым добиваться официального допуска женщин в церковный хор начал Иоганн Маттесон — один из неудавшихся женихов дочери Букстехуде.

Прошли долгие годы, прежде чем он получил желаемое — только в 1716 году — и потом всю жизнь гордился своим достижением: «Я первый заменил мальчиков… тремя или четырьмя певицами; невозможно описать, какого труда это мне стоило и как много доставило неприятностей…»

Помимо кантаты, Бах опубликовал уже упоминавшееся «Каприччио на отъезд возлюбленного брата». Его третья часть («Всеобщая скорбь друзей»), выполненная в форме чаконы, впечатлила уже не обывателей, а музыкантов-профессионалов.

Появились и другие достойные произведения. Среди них та самая органная Токката и фуга ре-минор BWV 565, чью невероятную популярность доказывает использование ее мелодии в рингтонах мобильников. Правда, полюбившееся слушателям XX и XXI веков произведение современники Баха никак не отметили. Может быть, этот факт в числе прочего подтолкнул некоторых музыковедов к мысли, что данный шедевр не принадлежит Баху[9].

Итак, молодой композитор становился все более известным. Такой ход событий выглядит закономерным, ведь Бах не только имел талант и редкостное трудолюбие, но к тому же постоянно получал поддержку от самого влиятельного и многочисленного музыкального клана Германии. Бахи и их друзья попадались всюду. Себастьян только вернулся в Арнштадт, как его позвали на экспертизу органа в город Лангевизен. Не успело закончиться судебное разбирательство, как он получил еще одно приглашение: занять место органиста церкви Святого Власия в Мюльхаузене.

Около месяца, пока шло официальное подтверждение, Бах честно работал, стараясь не попадаться на глаза членам консистории, но мысли его уже витали далеко от Арнштадта. Когда 29 июня 1707 года подтверждение все же пришло — он торжественно и гордо вернул арнштадским властям ключ от органа и в тот же день уехал. Покинула Арнштадт и его любимая кузина — Мария Барбара. Их ждал город Томаса Мюнцера.

А в Арнштадте строптивого органиста быстро забыли. Его имя исчезло из арнштадтских справочников, а произведения — из концертных программ на целых полтора столетия. Бахов в городе помнить продолжали, а самого выдающегося из них будто бы не существовало. Тишину забвения нарушил Ференц Лист в 1878 году, исполнив для арнштадской публики фугу великого мастера. А еще позднее, уже в XX веке, на стене дома в переулке Якоба, 13/15 появилась мемориальная доска, сообщающая о проживании там великого И.С. Баха.

Прав был Гёте, ценя Тюрингию. Действительно, где еще найдешь землю, столь густо поросшую легендами, историческими и культурными ценностями?