Бах

Среди обязанностей кантора существовало ночное дежурство в школьном интернате раз в четыре недели. Добропорядочный и чистоплотный Иоганн Себастьян не смог оставаться на ночь в этом чесоточном аду. После отбоя воспитанники из неблагополучных семей развлекались пьянством и прочими радостями, мало совместимыми с духовной музыкой. Маргинальность, все более доминирующая в стенах Томасшуле, отпугивала приличных бюргеров, и те отказывались отдавать туда детей. От этого в бюджете образовывались дыры. Ректору пришлось экономить. На чем же в первую очередь?

В школе Святого Фомы, считающейся музыкальным заведением, традиционно существовали особые «бюджетные» места для мальчиков с красивыми голосами. К тому же кантору полагался особый денежный фонд, из него назначались поощрительные стипендии, привлекающие в хор голосистых студентов. Ко времени баховской службы на посту кантора Томасшуле замечательный обычай канул в Лету. Произошло это еще при жизни баховского предшественника Кунау. Последний до самой своей смерти писал чиновникам магистрата докладные, возмущаясь равнодушием горожан, и просил выделить для хора средства из церковных пожертвований. Он считал спонсирование хора делом более богоугодным, чем раздача денег нищим, «которые не сумеют их достойно применить».

Отчаянные просьбы Кунау остались неуслышанными. Все стало только еще хуже. Канторовский денежный фонд полностью прекратил свое существование. Возмущенный Бах тоже начал писать в магистрат, причем его просьбы уже касались не положения музыки в городе и поощрения хористов, а вещей совсем прозаических. Например, он никак не мог получить доску с гвоздями для развешивания скрипок. Вроде бы мелочь, но без нее никак. И кому прикажете ее изготавливать? Кантор будет сам строгать и выпиливать? Или поручит, как всегда, старшим ученикам, а они промахнутся и засадят себе молотком по пальцам?

Неизвестно, удовлетворило ли начальство просьбу Иоганна Себастьяна, или тому пришлось заказывать доску за свои деньги. Вскоре, однако, композитору пришлось вновь тревожить магистрат. На этот раз понадобились ящики для тех же скрипок. Во время одного из больших праздников, когда между двумя церквями метались и хор и оркестр, зарядил проливной дождь. Защитить от влаги инструменты было нечем. С каким отчаянием, должно быть, молились оркестранты о временном прекращении небесного потопа! Скорее всего, Бог услышал их молитвы…

Бах просит ящики, «чтобы не слишком повредить инструменты при перевозке их из одной церкви в другую». Между строк послания — горечь, испытываемая музыкантом. Скрипки будут повреждены в любом случае, лишь бы уберечь их от окончательной гибели.

Представим, насколько утомляли композитора эти нескончаемые досадные мелочи. То гвозди, то охрипшие и чесоточные певцы. За певцами к тому же приходилось следить. Частенько, перебегая из церкви в церковь, они успевали налакаться вина в ближайшей лавочке.

И ожидаемый престиж музикдиректорской должности все время проседал то тут, то там. От Баха требовали качества музыки, но не желали идти навстречу. Даже отказались освободить солистов от вредного для певческого голоса уличного пения. А от них зависела огромная часть впечатления в кантатах и ораториях.

Между тем университетские богослужения, с гораздо более благозвучным студенческим Collegium Musicum, по-прежнему оставались неподвластны музикдиректору. Этот факт страшно раздражал его. Как мы помним, он даже написал жалобу курфюрсту, которая осталась без ответа. Но Бах не успокоился, продолжая требовать: «… чтобы была восстановлена полная плата за старое богослужение со всеми причитающимися мне акциденциями». На второе письмо композитора властителю последовала реакция. Из министерства дрезденского двора к университетскому начальству пришло предупредительное письмо. 31 декабря 1725 года, невзирая на предпраздничную дату, Бах пишет Фридриху Августу в Дрезден в третий раз. Через некоторое время в университете начинаются проверки. Всплывает много интересного.

Во-первых, предшественник Баха, оказывается, потратил много сил, чтобы сохранить свое влияние в университетской церкви, и в конце концов даже согласился проводить воскресные богослужения бесплатно. За рядовые службы отвечал Гернер. Но после смерти Кунау чиновники, посчитавшие Баха никчемным середнячком, под шумок отдали всю работу Тернеру, хоть это было совершенно незаконно.

Во-вторых, существовал обычай, подкрепленный старинными королевскими постановлениями. Согласно ему университет обязывался платить кантору Томасшуле эти несчастные 12 гульденов, о которых писал курфюрсту Бах. На оба этих пункта университету указали со всей строгостью.

Обращение к столь высокому начальству не добавило симпатий Иоганну Себастьяну, которого и так-то не слишком любили в Лейпциге, считая довольно средним музыкантом со скандальным характером. Но своего он добился хотя бы наполовину. Теперь кантор Томасшуле отвечал за праздничные богослужения в университете. За рядовые — все тот же ненавистный Гернер, упомянутый в донесении курфюрсту.