Бахир Сурайя (СИ)

Камаль не встревал. Я даже засомневалась, слушает ли он вообще, — но проводник, словно подслушав мои мысли, стал подбрасывать короткие вопросы и с интересом ждать ответов, и я продолжала говорить. Правда, ровно до тех пор, пока не поняла, что с интересом он ждал не моих слов, а того момента, когда до меня дойдет, почему сам кочевник предпочитал по большей части молчать.

Сухой пустынный ветер не разбирал, откуда сдувать остатки влаги — с покрытого испариной лба или из раскрытого рта. А воды в бурдюке за день не прибыло ни капли: молоху нужна была хотя бы роса, и сейчас он бы и сам не отказался попить.

Увы, ему оставалось только терпеть до оазиса. Я все-таки откинула шарф с лица и сделала глоток воды, старательно не замечая острого взгляда Камаля. И замолчала, стиснув зубы.

Он скупо кивнул и отвернулся.

Оазис Гиберун был куда меньше, чем Ваадан; постоянно здесь не жили, и нас встретили только пустые дома, посеченные песком, несмотря на защитные плетения. Все усиливающийся ветер постепенно стирал следы человека: кострища скрывались под пылью, отпечатки стоп сохранились только у крохотного родника под сенью красноватой скалы, нависающей над оазисом, будто неусыпный страж.

Камаль снял с верблюда сумки и тюки, но разбивать шатер не стал — несмотря на все мои надежды.

— Ради половины ночи? — неопределенно хмыкнул он. — Разведем костер и заночуем возле верблюда. Зато завтра сможем выдвинуться раньше, и тогда через два дня достигнем следующего оазиса.

Я насупилась. Верблюд был только один, и я, признаться, не жаждала тесного соседства ни с ним самим, ни с его хозяином. Но мой молох, как ни крути, ящерица, и тепла ночью от него не дождешься.

Конечно, еще оставалась шкура, и я даже с сомнением оглянулась на сверток, прикидывая, что вызывает у меня большую брезгливость: посторонний мужчина под боком или чьи-то бренные останки, пусть и неплохо выделанные? — но этот вариант Камаль быстро отсек:

— Я поставлю защитный контур от скорпионов и змей, — сообщил он, не дожидаясь пространных обсуждений и наводящих вопросов. — У него ограниченный радиус. Ты так или иначе будешь спать рядом.

Варианта, в котором городская женщина предпочла бы общество змей и скорпионов, он не рассматривал вовсе, и мне нестерпимо захотелось именно так и поступить — из чистой вредности.

К счастью, еще у меня был здравый смысл — хоть и не очень чистый.

— Хорошо. Но…

Камаль выразительно закатил глаза, не дослушав.

— Для того, о чем ты подумала, я бы поставил шатер.

— Обнадеживающе, — пробормотала я, мучительно залившись краской.

Камаль хмыкнул и принялся разбирать один из тюков: на свет появился мешочек с терпко пахнущими чайными листьями, полупрозрачный кусок сахара и мешочек с крупой. Я добавила к этому поистине городскую роскошь: полоску солонины, которую было гораздо разумнее растереть между жерновами, чем пытаться прожевать, горсть фиников и кислое молоко — и бесцеремонно захватила власть над чужим котелком.

— Интересно, что бы сказал твой любовник, узнай он, что ты готовишь для постороннего, — хмыкнул Камаль.

Я вспыхнула моментально.

— Я не!.. — и так же быстро затихла, поняв, что именно такой — искренней и внезапной — реакции Камаль и добивался, не удовлетворившись моим давешним ответом о причинах столь специфической поездки.

Вдобавок ко всему, я по-дурацки жалела, что и в самом деле не его любовница. Это, пожалуй, сделало бы все куда проще и приземленнее.

Но где Рашед — и где простота?..

— Мой господин был бы изрядно удивлен, — взяв себя в руки, все-таки ответила я. — Он полагает, что мой единственный талант заключается в небывалом умении игнорировать правила приличия.

— Но при этом ты не его наложница, — полуутвердительно произнес Камаль.

Я неопределенно пожала плечами. Кажется, придерживаться старой легенды было поздновато.

— Он странный, — постановил Камаль и медленно, будто бы в глубокой задумчивости, размотал шарф.

Я кивнула.

Странный. Ни на кого не похожий. С этим не поспоришь.

А вот кочевник для человека смешанных кровей выглядел весьма заурядно: тагельмуст скрывал угловатый подбородок и полные губы, постоянно норовящие изогнуться в усмешке, наплевав на кодекс сдержанности. Из запоминающихся черт имелась разве что синеватая щетина, навевавшая смутные воспоминания о страшных сказках про излишне любопытных девиц, и я поспешила отвести взгляд.

Камаль успешно сделал вид, что это совершенно нормальная реакция на арсанийский жест безусловного доверия. Я сделала вид, что ни о каких жестах не догадываюсь.

Вроде бы тоже успешно.

Глава 4.2

А с нежными воспоминаниями о Рашеде уже пора было что-то делать. Вот смеху-то будет, если выяснится, что он именно за этим меня и отпустил — чтобы я в отсутствие реального человека со всеми его естественными недостатками потихоньку влюбилась в его светлый образ в собственной голове!