Бахир Сурайя

Только запримеченный беглец вдруг бросил острый взгляд и споткнулся на ровном месте, едва не уронив мужчину впереди себя. Но тот уже как-то привычно напряг спину и пошире расставил ноги, позволяя опереться о себя, и даже не обернулся.

- Стой! — с усталой, безнадежной злостью крикнул надсмотрщик.

Рабы не заставили себя уговаривать — тут же уселись, где стояли, подобрав под себя полы видавших виды джеллаб: раскалённый песок не подразумевал возможности лечь и расслабиться. Вечно спотыкающийся невольник с мольбой протянул руки к надсмотрщику, и тот, поморщившись, отстегнул бурдюк от седла.

- Последний раз до полудня! — прикрикнул он, но это возымело не совсем тот эффект, на который рассчитывал надсмотрщик: испуганные люди спешили выпить как можно больше, и ему пришлось стоять над каждым, чтобы вовремя отобрать воду.

Потенциальный бунтарь исхитрился выхлебать больше всех, но все равно остался сидеть на песке, даже напившись. С самым несчастным и измождённый видом.

- Совсем плох, — с напускным сожалением заметила я, когда надсмотрщик всё-таки отобрал несколько сдувшийся бурдюк и залез обратно на верблюда. — Едва ли тайфа будет им доволен.

Раб как нарочно с трудом поднялся на ноги и тут же снова пошатнулся. На этот раз его поймал невольник, прикованный следом за ним, — тоже, впрочем, весьма отработанным движением.

Надсмотрщик уныло обрисовал родословную купца, сплавившего ему порченый товар и так искусно скрывшего этот прискорбный факт, что все стало ясно только спустя целый дневной переход. Не разворачивать же было весь караван из-за одного раба!

Я сочувственно качала головой и старательно поддакивала, только невзначай вставила, что невольник похож на покойного сына моей тети — тот тоже так болел, так болел…

Где-то тут до надсмотрщика дошло, к чему все идет, и раб внезапно стал здоров, подобно сильнейшему из племенных быков, вынослив, как вьючный верблюд, и вообще спасибо хоть не так юн и чист, как цветок лотоса на спокойной воде. Я логично возразила, что даже племенным быкам нужен отдых, но не так же часто! Да и не всякий бык выпьет столько драгоценной пресной воды на первом же привале!

Надсмотрщик предсказуемо попался и возразил, что привал был вовсе не первым.

Пожалуй, Рашед мог бы мной гордиться: когда спорного раба отделили от общей вереницы и привязали за ошейник к моему седлу, казна его молоховен практически не пострадала. Я позволила своему ящеру чуть отстать от каравана, приноравливаясь к вялому человеческому шагу, и негромко спросила:

- Как твое имя?

- Как пожелает госпожа, — не поднимая глаз, ответил невольник неожиданно певчим баритоном.

"Госпожа" пожелала досадливо поморщиться и напомнить:

- Я ведь могу и у Камаля спросить. И заодно выведать пару историй, выпросить пару советов…

- Мои родители назвали меня Бахит, ас-сайида Мади, — моментально поумнел невольник, и я отчего-то вздрогнула из-за созвучности имён — его и смертоносной песчаной бури.

- Бахит, — медленно повторила я и постаралась убедить себя, что ветер усилился вовсе не из-за этого.

Пустыня будто лениво потягивалась, как огромная сонная кошка, задравшая хвост: пески постепенно спускались вниз, подобно вытянутым лапам. На горизонте показалось вожделенное ущелье, но до него ещё оставалось несколько часов пути.

А ветер и правда усиливался, не принося облегчения.

- Я собираюсь предложить тебе выбор, — объявила я таким уверенным тоном, что сама запнулась — до того вышло похоже на Руа.

Бахит бросил на меня насмешливый взгляд и поспешно потупился, и я поняла, что словами теперь до него точно не достучусь.

К счастью, у меня был ещё и меч, и в пустыне он сверкал, как второе солнце.

- Ты можешь умереть сегодня, — ровным голосом продолжила я и завела кончик клинка под его подбородок. — От меча или от бури, как угодно…

Я действительно не собиралась ничего делать, поскольку хорошо помнила, что Рашед говорил о клинках, умениях и подушках. Но, стремясь сохранить разговор в тайне, я позволила молоху отойти слишком далеко от проверенной тропы, и под его лапой внезапно осыпался песок со склона бархана.

Клинок дрогнул и будто сам собой чиркнул Бахита под подбородком.

Я поспешно перехватила рукоять двумя руками и уже потом разглядела, что ничего серьезного на самом деле не произошло — на клинке осталась одна-единственная крохотная капелька крови, и та высохла почти сразу.

А раб, бледный, как смерть, тронул себя за горло, размазав след от длинной, но неглубокой царапины, и хмуро промолчал. Кажется, он все-таки больше рассчитывал на бунт, чем на гибель, — а я напрочь лишила его шанса подговорить других рабов, выдернув из общей цепи.

Я сглотнула и сделала вид, что так все и задумывалось.

- Или же ты служишь моим охранником по дороге к горам и обратно до столицы, и мой господин и повелитель дарует тебе свободу, — закончила я недрогнувшим голосом и убрала отчего-то потяжелевший клинок в ножны.