Бахтин как философ. Поступок, диалог, карнавал

В чем же отличие этой ситуации от той, которую осмысляет Сартр? Нам кажется, в том, что автор с самого начала не ставит своей целью исключительно обладание героем. Конечно, эстетическое завершение героя – это синоним власти над ним, но власти почти невольной, любовной, не стремящейся «поглотить» героя. Герой утверждается как самостоятельное, внеположное автору бытие, автор бескорыстно стремится к тому, чтобы герой – оставаясь «героем» – обрел всю полноту свободы. Герой непременно должен состояться как «дух», отношения между автором и героем должны осуществить этический идеал Канта – Фихте, но это событие должно облечься в надлежащую эстетическую форму, способную сохранить характер духовного события. Такой формой, не утратившей статуса бытия-события, оказывается, по Бахтину, роман Достоевского. В художественном мире Достоевского герой свободен от автора, весь смысл авторской активности – в том, чтобы дать до конца раскрыться духовным возможностям героя, реализоваться его «идее». Как и у Сартра, автор нуждается в герое (именно для того, чтобы осуществлять свое «авторство»): ведь он – автор по отношению к герою, другого «дела», кроме как создавать героя, у него нет. Но если сартровское «я» запутывается в безысходных противоречиях диалога («я» желает обладать «другим», но исключительно в его свободе), то бахтинский автор с самого начала общения с героем руководствуется одним идеалом этической свободы и хочет видеть в герое цель, а не средство для самоутверждения. Апофеозом канто-фихтеанской этики является диалог, как эта категория разработана Бахтиным в книге о Достоевском.

Итак, в ранних трактатах и в «Проблемах творчества Достоевского» представлены две первые логические стадии бахтинской диалогической концепции. Творчество Бахтина видится нам единым саморазвивающимся целым; основные категории (автор, форма, диалог), проходящие через все фундаментальные труды мыслителя, суть категории становящиеся, причем этапы их становления суть моменты развития самой бахтинской философской идеи[655]. Выше нам хотелось показать, как преддиалог «Автора и героя…» переходит собственно в диалог книги о Достоевском: этот переход представляет собой «освобождение» героя от «завершающей» власти автора, «развеществление» его образа, «одухотворение» его. Диалог книги о Достоевском с его абсолютно свободными участниками есть осуществленный этический идеал, но он при этом остается чисто посюсторонним событием, не дающим в себе бытийственного места Богу. По своей онтологической структуре это диалог Сартра, а не диалог в концепциях представителей «das dialogische Denken» – событие принципиально религиозное. Но если Сартру диалогическое событие видится в трагически-безысходных тонах, то взгляд Бахтина на диалог вполне оптимистичен. Книгой 1920-х годов о Достоевском Бахтин – в чисто философском ключе – хочет обосновать, что диалогическая гармония уже просто в этическом плане вполне осуществима.

4

И это было бы последним словом бахтинской диалогической концепции (и тогда благополучный диалогизм Бахтина был бы чистой антитезой трагическому диалогизму Сартра), если бы в дальнейшем творчестве Бахтина не было продолжения логики диалога. Однако в связи с книгой 1930-х годов о Рабле (а также тесно с ней связанными дополнениями к книге о Достоевском в издании 1963 г.: мы имеем в виду ее четвертую главу, озаглавленную «Жанровые и сюжетно-композиционные особенности произведений Достоевского») можно говорить о новой логической стадии становления бахтинского диалога. И на данном этапе Бахтин, в сущности, приходит к вещам, близким тем, что подмечены Сартром. Чисто духовно[656] сартровский диалог можно наиболее точно охарактеризовать словом «одержание», которое употребляет и сам Сартр: «другой», пишет он, «дает мне бытие и тем самым владеет мною, я одержим им»[657]. Одержание означает утрату свободы, что есть в данном случае внедрение в сущностный центр личности другого «я». Одержимый делается проводником посторонней воли, чужого слова, – одержание медиумично. Одержание сопровождается утратой или затемнением сознательного начала человека и расковыванием в нем бессознательных стихий. В этом смысле одержание имеет дионисийскую природу; экстаз, безумие, опьянение и т. п. суть разные виды проявления одержания. Одержание – слово из лексикона аскетики, синоним беснования. У Сартра одержание – это роковое подчинение воле другого. И на этих вещах мы не стали бы останавливаться столь подробно, если бы не находили самого красочного и досконального описания ситуации одержания в книге Бахтина о Рабле.