«Баклан»

— Ты пойми, тут какое дело, Володька… Вот я проделал всю работу моей жизни. Закончил и сложил руки. Пускай работа моя была малозаметная. Пожалуйста, я спорить не стану… А душа-то ведь вся в ней осталась? А?.. Вот в чем дело… Который человек работает во имя ОТК, а мы ведь как во спасение жизни каждую гайку нарезали. Который это до первого поворота, а мы ведь каждый болтик затягивали, чтоб на двадцать лет. И тут вся наша гордость и совесть… В общем, ты, главное, поскорее ложись, Володя, давай спать… Я уже успокоился. Я сам сознаю, что я комичный старичок, да другой раз сделается немножко обидно… до того, знаешь, хоть ворот на себе рви. А ты спи, спи, Володенька… Будем отдыхать. Была жизнь, и прошла жизнь. Я вот чего-то бунтуюсь и не желаю признавать, а чего уж храбриться-то?.. Спи, спи и не приставай ко мне больше…

Наутро, когда я вышел умываться во двор, вчерашнего шторма не было и в помине. Ветер не свистел и не бесновался, как вчера, а только весело трепал флажки на мачтах и, балуясь, сгибал струйку воды в умывальнике и брызгал мне в лицо холодной водой.

Четыре одинаковых сейнера отдыхали рядом посреди залива, по очереди запуская на всю округу мексиканские пластинки с гитарами.

«Мга», как утюг, застыла у причала, а на том месте, где вчера еле виднелся из-под воды «Баклан», плескались маленькие волны.

Я достал сухой спирт и походный котелок и собрался кипятить чай между двух камней во дворе, но дедушка сказал, что это смешно, потому что у хозяйки топится плита. Я не стал с ним спорить. Что спорить и доказывать, когда у человека такое настроение, что ему на свете все не мило. На плите мы и дома могли готовить.

После завтрака дедушка отправил меня на разведку, узнать, не пришли ли наши ребята, и дал с собой карандашный огрызок и бумажку, чтоб я списал расписание автобусов в обе стороны. Похоже было, что он задумал возвращаться домой, чего доброго.

Буфетчица в столовой мне сказала, что туристы пришли еще вчера поздно вечером и сейчас в старом клубе. Я побежал туда и сразу увидел у крыльца двух наших девушек — Люсю и Женю, — они что-то стирали в одном корыте и помахали мне намыленными руками. Они рассказали, что председатель рыбачьего колхоза их устроил на ночь в пустой клуб, потому что ветер был сильный и палатки ставить не стоило. В столовую они пришли, оказывается, скоро после нашего ухода. Еще они расспрашивали, как здоровье дедушки, и я сказал, что ничего, только мы поели каких-то неудачных котлет и от них у дедушки была тяжесть.

В приказе по отряду на сегодня была объявлена стирка, мойка, починка и отдых. Так получилось главным образом из-за Кузи. Он, конечно, сразу оказался полностью в курсе всех местных дел, узнал какую-то историю с мотором и договорился с председателем, что ребята разберутся, что там к чему, — одним словом, Кузя сейчас уже по уши залез в этот самый мотор, и его теперь оттуда не вытащишь.

— А если он к завтрашнему дню не поспеет все закончить, это будет просто несчастье, ведь его с места тогда не сдвинуть, хоть без него уходи. Вечно, вечно этот Кузька во все чужие дела влезает с головой!

Это Женька мне говорила, и мне смешно было слушать. Кузина майка плавала у нее в корыте вся в мыльной пене. Уж кто-кто уйдет без Кузи, только не Женька. Что я, не замечаю, что ли!

Я встретил одного Лешку, с которым еще вчера немножко познакомился, и он повел меня туда, где работал Кузя с ребятами. По дороге он мне рассказал про «Мгу», какой это мощный океанский буксир, как он спасает в открытом море и тушит пожары своими водяными пушками.

— Ты «Баклана» вчера видел? — спросил Лешка. — Так вот, с буксира как подали шланг на «Баклана»! Толстенный, что слоновый хоботище. Ка-ак пустили мотор! Он как потянет этим хоботищем, так всю воду из баркаса фонтаном в залив выкинуло! Ахнуть не поспели, он сухой выше ватерлинии выскочил! Силища как у слона, да что я говорю, перед ним любой слон — все равно как моська!..

«Баклан» стоял у причала, где были мосточки. На досках была расстелена замасленная мешковина, и на ней разложены разные инструменты. Вика вытаскивал из жестянки с бензином замасленные части и протирал их концами и раскладывал аккуратно, будто на выставке.

Я окликнул Кузю, и немного погодя он высунулся из моторной каютки, перемазанный как черт.

— A-а, нашлись! — сказал он. — А как Степана Петровича здоровье?

— Ничего, отдохнул, только вот котлеты немножко подгадили. От них у него сделалась тяжесть.

— Это в столовой котлеты? — спросил Кузя. — Я в курсе дела, мне матросы говорили. Ты беги, скажи дедушке, чтоб он отдыхал, мы сегодня с места не двинемся, пусть отдыхает. А потом я к нему зайду. Где вы остановились-то?

Я показал ему на том берегу залива наш домик. На горке его было хорошо видно.

В это время к нам подошел какой-то здоровенный дядька. Лешка сказал, что это председатель. Он поздоровался и спросил:

— Ну как, что вы там обнаруживаете в двигателе, ребята?

— Ровно ничего, кроме подлости, — ответил Кузя.

— Именно какой?

— Человеческой! — с отвращением сказал Кузя. — Гоните вы к свиньям таких работничков.