Бактерия 078

Наступило молчание. Фрау Гильда изредка всхлипывала от счастья и быстро перебирала спицами, торопясь связать носки для сына. Профессор читал. Из-за газеты был виден только его нахмуренный лоб. Украдкой поглядывая на мужа, фрау Гильда заметила, что он становится все мрачнее. По-видимому, газетные новости были не из приятных, но она боялась спросить. Генрих очень не любил, когда ему мешали читать утренние газеты, а в гневе он был груб, очень груб.

Наконец профессор отложил газету и посмотрел на жену. Он был явно возбужден.

- Неслыханная вещь! Безобразие! - прошипел он. - Это уж действительно переходит границы дозволенного!

- Что случилось, Хейни? Опять какие-нибудь неприятности?

- Неприятности? Нет, больше чем неприятности!.. Что позволяют себе эти рабочие! Они совсем забыли, что являются немцами. Это позор, понимаешь? Я удивляюсь, как только власти допускают подобные выходки… Впрочем, тут вся вина падает на американцев. Они слишком долго попустительствовали разным большевистским агитаторам, позволяли им затуманивать сознание наших людей. А теперь, пожалуйста, вот результаты!

- Не понимаю! В чем дело?

- Ты никогда ничего не понимаешь! Сколько лет я пытаюсь разъяснить тебе и политику и роль немецкой нации, а ты до сих пор повторяешь «ничего не понимаю»! - передразнил он жену.

Фрау Гильда предпочла промолчать. Видимо, прочитанные известия сильно взволновали Генриха.

- Нет, ты послушай только: в Эссене рабочие отказались выйти на работу! Им, видите ли, показалось, что завод выпускает какие-то военные материалы… Неслыханно! Возмутительно!.. Нужно благодарить американцев за то, что они уже теперь позволяют нам становиться на ноги и протягивают руку помощи. Ведь они говорят, что мы должны снова занять ведущее положение в Европе, а этот сброд объявляет забастовку, пишет какие-то мирные воззвания! - скандируя, злобно протянул профессор. - Нет! Этого даже я не понимаю!

- Люди не хотят войны, Хейни! - робко вмешалась фрау Гильда, но, видя, что слова ее вызывают гнев мужа, быстро добавила: - Профессор Гейсслер сказал…

- Не смей говорить мне об этом человеке! - закричал профессор, вскакивая со стула и топая ногами. - Я даже имени его не хочу слышать! Это выродок, который позорит наш родной город, весь наш народ. Как раз такие смутьяны и мешают возрождению нашего могущества… Знаешь ли ты, - прорычал профессор, - что он продался коммунистам?

Фрау Гильда удивленно посмотрела на мужа, потом улыбнулась:

- Ты не понимаешь, что говоришь, Хейни! Гнев ослепляет тебя. Ведь профессор Гейсслер…

- Это я-то не понимаю, что говорю? А кто первый в нашем городе начал собирать подписи под Стокгольмским воззванием? Кто написал бесстыдную статью в коммунистической газете? Ведь он договорился в ней до того, что немецкие ученые видят путь нашего развития единственно в мирных условиях… Кто писал об этой коммунистической республике Пика как о примере для всех немцев? Гейсслер! Гейсслер! Понимаешь? Кто ходит на сборища этих рабочих и вместе с ними кричит, что Германия стала военной колонией Соединенных Штатов? Гейсслер! Гейсслер и его приятели - коммунисты!

- Успокойся, Хейни, ведь ты хорошо знаешь, что тебе нельзя волноваться. Потом у тебя опять будет болеть сердце.

Мейссфельд постепенно овладел собой. Помолчав, он менее возбужденно, но все еще злобно заговорил:

- По какому праву этот твой Гейсслер пишет от имени всех немецких ученых в коммунистическую газету?.. Что?.. А ты еще тащишь в мой дом его большевистские идеи. «Гейсслер сказал»… «Люди не хотят войны»… А мы думаем иначе, мы сделаем все, что нужно, для возрождения нового райха! Поняла?

- Хорошо, Хейни, хорошо! Делай все, что хочешь. По… - заколебалась фрау Гильда,- ведь люди действительно устали от войны. Хватит ее…

Мейссфельд задохнулся от нового приступа злобы и замолчал. На его лице появились красные пятна, руки задрожали.

Однако новый взрыв был предупрежден вошедшей горничной. Она подала на подносе визитную карточку. Мейссфельд схватил ее и прочитал. Одна его бровь поднялась кверху, выражая крайнее изумление.

- Какой еще Паркер?.. «Оливер Б. Паркер, совладелец фирмы «Кроссби, Смит, Паркер энд Кроссби» из

Нью-Йорка», - снова прочел он. - Ты ничего о нем не слышала, Гильда?

- Нет, Хейни.

- Я тоже нет. Однако придется принять его. Интересно, что ему от меня нужно?

Он встал, одернул пиджак. Фрау Гильда поправила ему платочек в верхнем кармане. Затем Мейссфельд вышел в приемную.

Перед картиной, на которой был изображен отряд молодежи, одетой в коричневую форму и марширующей гусиным шагом, стоял пожилой человек в изящно сшитом сером костюме. Он вопросительно взглянул на вошедшего и вместо приветствия кивнул головой на полотно:

- Неплохая картина! Конечно, это немного примитивно, но зато очень воинственно. Ваши художники умеют воспроизводить силу.

Мейссфельд поморщился. Он не знал, как ему поступить: принять это «приветствие» как грубость и наглость или отнести его за счет эксцентричности американца. После минутного размышления решил, что второе вернее, и подошел к нежданному гостю с протянутой рукой: