Читаем Баку - 1501 полностью

Второй близнец, Ибрагим, был полной противоположностью брату. Если Исрафил внешностью походил на отца, а характером был жесток и коварен, то Ибрагим своим прославленным лицом, высоким ростом, изящной осанкой больше напоминал мать, Ляман-ханым. Движения у него были плавными, речь сдержанной. Но и он, как и брат, расстраивал отца необъяснимым пристрастием к дервишам. Дело дошло до того, что Гаджи Башир решил серьезно поговорить с Ибрагимом:

- Сынок, что хорошего находишь ты в этих вшивых, вонючих дервишах, сбривающих не только усы и бороды, но даже брови я ресницы?!

Ибрагим покраснел, горячо возразил:

- Но ведь главное не одежда в человеке, отец, для меня важна суть их учения. Отпусти меня с ними: я хочу повидать мир, хочу узнать, какие еще живут на свете люди, какие есть на свете обычаи, хочу услышать чужие наречия.

Гаджи Башир повысил голос:

- С дервишами - никогда! Сынок, ведь ты можешь поездить по свету и как купец, повидать какие хочешь страны, увидеть разных людей. С моего благословения - пожалуйста! - бери в свои руки мои торговые дела, я уже состарился. Присоединяйся к купеческим караванам, я снаряжу тебя. Что может быть лучше - сын с отцом, рука об руку! И имущество наше умножим, и мечта твоя исполнится.

Ибрагим мягко усмехнулся:

- Прости, отец, но мне не по душе мирские блага. И умножать их мне не хочется.

Тут в разговор, не утерпев, вмешался Исрафил, давно уже внимательно слушавший их. Грубо расхохотался:

- Хорошо! Нам только этого не хватало - нищий дервиш! А есть ты не захочешь? Гулять не захочешь? Дом свой иметь, жену, детей не захочешь? Потом, понизив голос настолько, чтобы услышать мог только брат: - А Нэсрин на что ты будешь содержать? Хоть материю на юбку ты ей должен покупать или нет? Или это тоже отец твой будет делать?

Ибрагим задрожал от гнева, выдохнул шипящим шепотом: "Это не твое дело". Собрав всю свою волю, громко ответил:

- Не обижайся на меня, отец. Торговые дела ты поручи нашему старшему брату Хамдулле. Меня же с этим миром ничто не связывает. Моим ложем станут созданные творцом поля, едой дарованные создателем травы и коренья. Праведная торговля предназначена для моих братьев, я же пылаю страстью хоть на миг приблизить слияние с моим божеством. Разве ты этого не чувствуешь, отец? Ведь ты человек бывалый, предки твои покинули родину во имя своих убеждений. Я не хочу дерзить тебе, моему родному отцу, я только прошу тебя - не заставляй меня заниматься тем, к чему не лежит душа. Не мешай мне идти по пути, предначертанному моим духовным отцом.

Ляман-ханым, слушавшая из боковой комнаты разговор отца с сыновьями, плакала. Она не знала, кто из них прав. Она только горько говорила себе: "Когда Ибрагим сосал мою правую грудь - Исрафил сосал левую. Почему же братья-близнецы, внешне столь похожие, так отличаются друг от друга?" Насколько резким с самого младенчества был Исрафил, настолько мягким, ласковым вышел из материнского лона Ибрагим. Он восхищенно слушал ее сказки, песенки, загадки - ими убаюкивала его мать вместо колыбельных песен. Еще совсем заплетающимся языком повторял за ней стихи; потом стал читать их даже во сне, и стихи эти очень походили на гошма Юниса Имре, которые читала ему, малышу, мать. Впоследствии, когда Ибрагим вырос, он втайне от всех, но не от матери, всерьез занялся сочинительством стихов. Но направленность этих стихов, их содержание резко отличались от того, что мальчик слышал в детстве. Теперь с языка его не сходило имя некоего Хатаи, он, можно сказать, дышал этим образом. "Интересно, кто он?" - думала мать. Давно уже проведала Ляман-ханым о тайной сердечной склонности сына - его влюбленности в соседскую девушку Нэсрин. Но теперь, кажется, и Нэсрин уже забыта! Неужели сын оставит их, откажется от дома?.. Ляман-ханым видела, что теряет своего ребенка, что он день ото дня отдаляется от нее, его помыслами и душой владел лишь образ Хатаи. Ей хотелось войти в комнату, кинуться в ноги мужу Гаджи Баширу, омыть их слезами, умолить его: "Аи, Гаджи, да буду я твоей жертвой - ведь ты отец, употреби свою отцовскую власть! Прикажи Ибрагиму, не позволяй ему уходить из дома! Он не посмеет ослушаться твоего веления..."

Но Ляман-ханым не знала, что ее Ибрагим живет теперь только и только в мире дервишей, что сам глава секты мечтает стать его духовным отцом, обучает его заветам Хатаи, готовит его к великому - по своему разумению будущему, и в это будущее и он сам, и молодой Ибрагим искренне верят. Даже самый строгий запрет Гаджи Башира не сможет проникнуть в сердце, в котором царит воля постигших истину мудрецов. Просто не в состоянии!

***

Дорогой читатель! На дорогах нашего повествования ты еще встретишься с Бибиханым-Султаным, Айтекин, Ибрагимом и Шахом Исмаилом, сыном Шейха Гейдара, известным в то время, как Хатаи. Каждый из них по своему разумению захочет понять это высшее духовное лицо шиитов, военачальника, в четырнадцать лет сумевшего покорить четырнадцать провинций, государя и автора утонченных любовных газелей и "Дехнаме" - поэта Хатаи.

7. КОРШУН

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное