Бакунин

«Бакунин жил тогда с А. Рейхелем в чрезвычайно скромной квартире за Сеной, в rue de Burgogne. Прудон часто приходил туда слушать рейхелева Бетховена и бакунинского Гегеля — философские споры длились дольше симфоний. Они напоминали знаменитые всеиощные бдения Бакунина с Хомяковым у Чаадаева, у Елагиной о том же Гегеле. В 1847 году Карл Фохт, живший тоже в rue de Burgogne и тоже часто посещавший Рейхеля и Бакунина, наскучив как-то вечером слушать бесконечные толки о феноменологии, отправился спать. На другой день утром он зашел за Рейхелем… его удивил, несмотря на ранний час, разговор в кабинете Бакунина; он приоткрыл дверь — Прудон и Бакунин сидели на тех же местах, перед потухшим камином, и оканчивали в кратких словах начатый вчера спор».[94]

В полемике Маркса и Прудона Бакунин часто становился на точку зрения первого. «Прудон, — писал Бакунин, — несмотря на все старания стать на почву реальную, остался идеалистом и метафизиком. Его точка отправления — абстрактная идея права; от права он идет к экономическому факту, а г. Маркс, в противоположность ему, высказал и доказал несомненную истину, подтверждаемую всей прошлой и настоящей историей человеческого общества, народов и государств, что экономический факт всегда предшествовал и предшествует юридическому и политическому праву».[95]

Однако не ко всем идеям Прудона Бакунин относился критически. Было во взглядах французского философа и то, что привлекало его русского оппонента. К числу таких мыслей принадлежал и призыв Прудона «разбить скрижали старого завета», разрушить современные государственные формы.

Бакунину — выходцу из России, где царил беспросветный гнет и где власть монарха олицетворяла собой власть государственную, само государство казалось как бы искусственной и ни с каким классом не связанной надстройкой. Здесь сказалась известная неразвитость политического мировоззрения Бакунина, весьма неполное знакомство его и с русской жизнью. Годы, которые он провел на родине, были наполнены увлечением абстрактными теориями, не оставляющим места для глубокого изучения русской действительности. Единственным, что он вывез в Европу, было ощущение страшного гнета, давившего там все живое. Когда же под влиянием европейского революционного и демократического движения в нем стали созревать собственные взгляды и мысли его обратились к России и славянству, то багаж его представлений о родине оказался весьма незначительным. Крестьянские восстания (С. Разина и Е. Пугачева), потрясавшие ранее основы империи, да неверные представления о самой организации русского монархического строя — вот две посылки, из которых он уже тогда стал строить прогнозы возможной крестьянской революции и уничтожения самодержавного строя. Когда же мысль Бакунина дошла до определения будущих форм жизни, то тут под известным влиянием Прудона появилась идея федерации, прочно укоренившаяся в системе его взглядов.

Вот как довольно неопределенно формулировал Бакунин свое кредо весной 1845 года: «Все то, что освобождает людей, все то, что заставляет их сосредоточиваться, пробуждает в них начало собственной жизни, самобытной и действительно самостоятельной деятельности, все то, что дает им силу быть самими собою, — истинно; все остальное — ложно, свободоубийственно, нелепо. Освобождать человека — вот единственно законное и благодетельное влияние. Долой все религиозные и философские догмы! Они представляют сплошной обман. Истина это не теория, а факт, сама жизнь, это общение свободных и независимых людей, это — святое единение любви, вытекающей из таинственных и бесконечных глубин личной свободы» (т. III, стр. 246).

Форма, в которой выражена здесь мысль Бакунина, напоминает его обычные письма-проповеди родным. Но, во-первых, это и есть отрывок из письма к брату, во-вторых, терминология («святое единение любви» и т. д.) навеяна в какой-то мере тем чувством к Иоганне Пескантини, о котором сообщал Бакунин в том же письме.

Послание это кончается выпадом против христианства, призывом к «беспощадной борьбе с теми, кто против нас», и предупреждением брату: «Только ради бога будь осторожен, Павел!.. не болтайте по-пустому; научитесь хитрить у врагов ваших и бейте их собственным оружием…»

В первое время парижской жизни Бакунину представляется случай и в письмах к родным и в широкой прессе высказать некоторые свои политические воззрения.

Парижская «Судебная газета» в начале января 1845 года опубликовала указы русского правительства, лишающие всех прав и приговаривающие в случае возвращения к ссылке в Сибирь Бакунина и И. Головина.