Бакунин

Среди тех, кто составлял кружок Станкевича в начале 30-х годов, был молодой историк С. М. Строев, выступавший позднее в печати в духе скептической школы историка Каченовского; П. Я. Петров, ставший позднее известным знатоком восточных языков и профессором Казанского университета; поэт В. И. Красов, учившийся на одном курсе со Станкевичем и печатавший свои стихи в «Телескопе»; А. П. Ефремов, кандидат словесных наук и наиболее близкий друг Станкевича; К. С. Аксаков, по характеристике Анненкова, тогда «германизирующий философ», а по словам Белинского — «благороднейший, честнейший юноша», но имеющий «узкость, китаизм, несмотря на глубокость духа»; поэт И. П. Клюшников и, наконец, В. Г. Белинский.[11]

Какие же интересы объединяли этих молодых людей?

Обратимся к свидетельству К. Аксакова: «Кружок Станкевича отличался самостоятельностью мнений, свободою от всякого авторитета…

В этом кружке выработалось уже общее воззрение на Россию, на жизнь, на литературу, на мир — воззрение большею частью отрицательное. Искусственность российского классического патриотизма, претензии, наполнявшие нашу литературу, усилившаяся фабрикация стихов, неискренность печатного лиризма — все это породило справедливое желание простоты и искренности, породило сильное нападение на всякую фразу и эффект…

Кружок этот был трезвый и по образу жизни не любил ни вина, ни пирушек, которые если случались, то очень редко, и, что всего замечательнее, кружок этот, будучи свободомыслен, не любил ни фрондерства, ни либеральничания, боясь, вероятно, той же неискренности, той же претензии, которая была ему ненавистнее всего; даже вообще политическая сторона занимала его мало…»[12]

«Исключительно умозрительным» назовет Герцен направление этого кружка. Однако «умозрительность» эта была скорее внешней. Проблема человека, его назначение — вот что вполне реально волновало Станкевича и его друзей. «В человеке жизнь сознала себя отдельно. Он весь центр этой жизни в миниатюре. Разум, воля, чувство — три действительные направления человеческой жизни, которые он переносит в жизнь всеобщую».[13]

Эти мысли высказывает Станкевич, еще не читая Шеллинга. С немецкой философией он знакомится по Кузену и, лишь окончив университет, в 1834 году приступает к изучению в подлинниках сначала Шеллинга, а затем Канта и Фихте.

Вот в этот период, а именно в октябре 1835 года, к кружку Станкевича и присоединяется Бакунин. Знакомство двух молодых людей произошло еще в марте 1835 года у Бееров в Москве, но обстоятельства сблизили их несколько позднее, во время визита Станкевича в Премухино.

Семья Бееров с начала 20-х годов поддерживала дружеские отношения с Бакуниными. Особенно близкая дружба завязалась между сестрами Наталией и Александрой Беер и молодым поколением Бакуниных.

Станкевич был частым гостем в московском доме Бееров. Бывали здесь Красов, Клюшников и другие друзья Станкевича. Разговоры шли вокруг новой западной литературы: Гёте, Шиллера, Жана-Поля Рихтера, Бальзака, Сю. Из русских авторов наибольший интерес вызывали Пушкин, Баратынский, Кукольник, Полевой. Станкевич, Красов и Клюшников нередко читали свои стихи, романтические, изящные и несколько сентиментальные.

Романтизм в те годы был распространен не только в литературе. Весь строй отношений молодых людей был пронизан романтическим мироощущением. Стремление к идеальной любви и дружбе, чрезвычайно эмоциональное и по форме часто сентиментальное выражение своих чувств и мыслей было обычным и естественным для идеалистов 30-х годов. Этому стилю отдали дань в молодые годы и Герцен, и Бакунин, и Белинский, и, конечно, Станкевич. Любовь в ее всеобъемлющем смысле воспринималась им как основа жизни. «Любовь!.. Друг, мой! — пишет он Неверову в 1832 году, — для меня с этим словом разгадана тайна жизни. Жизнь и есть любовь. Вечные законы ее и вечное их исполнение — разум и воля».[14] Эти слова в различных вариациях не раз будут потом повторены Бакуниным, хотя о прямом заимствовании здесь нет речи.

Однако ни сам Станкевич, ни друзья его не могли, естественно, избежать и другой, вполне конкретной, земной любви. Так, Наталия Беер увлеклась Станкевичем и очень страдала от тех форм идеальных отношений, которые предлагал ей молодой философ. Сам же он вскоре также не смог избежать стрел Амура. Предметом его сильного увлечения стала Любовь Бакунина. Эта девушка, как и другие сестры Мишеля, не отличалась внешней красотой, но спокойствие и грация, свойственные ей, по свидетельству Белинского, и особое душевное обаяние привлекали к ней.

Познакомившись с ней у Бееров, Станкевич захотел побывать в Премухине.

Имение Бакуниных к этому времени стало притягательным центром для многих молодых людей. Образованные, прекрасно воспитанные, милые и неглупые молодые девушки придавали премухинскому дому аромат изящества и интеллектуализма.