Читаем Бал полностью

<p><image l:href="#V60.png"/></p><p><image l:href="#Bezimeni1.png"/> </p><empty-line></empty-line><empty-line></empty-line><p> БАЛ</p>

Покуда толком ничего не ясно,

поскольку нет сигналов долетевших,

пока Земля опять же не такая,

как ближние и дальние планеты,

покуда нет ни слуху и ни духу

о прочих травах, предпочтенных ветром,

о деревах других в коронах кроны,

другом зверье, как наше, несомненном,

покуда нету эха, кроме местных,

которое умело б говорить слогами,

покуда ничего не сообщалось

о худших или лучших амадеях,

платонах или эдисонах,

пока злодейства наши

соперничают только меж собой,

а приданное нам добросердечье

ни на какое больше не похоже

и хоть сомнительно, зато одно такое,

а головы с невнятицей иллюзий

единственные, полные иллюзий,

а вопли, что возносим к небосводу

всего лишь вопли из-под сводов нёба,

мы мним себя гостями на танцульке

особыми и отличенными,

танцуем под музыку местного оркестрика,

и пусть нам представляется,

что этот бал один и есть такой;

кому как — не знаю,

а мне достаточно

для счастья и для злосчастья

тихое захолустье,

где звезды говорят спокойной ночи,

немногозначительно

перемигиваясь

по нашему поводу.

<p><image l:href="#V60.png"/></p><p>КОЕ-ЧТО О ДУШЕ</p>

Душа бывает по временам.

Ни у кого ее нет непрестанно

и навсегда.

День за днем,

год за годом

могут пройти без нее.

Порой разве что в восторгах

и детских страхах

заводится на подольше.

Порой разве что в удивленье,

что вот и настала старость.

Изредка ассистирует

нам при надсадных занятиях,

таких, как двиганье мебели,

таскание чемоданов

и ходьба в неразношенной обуви.

При заполненье анкет

и рубке бифштексов

она берет выходной.

На тысячу разговоров

участвует разве в одном,

да и то не всегда,

предпочитая молчание.

Когда наше тело болит и болит,

незаметно уходит с дежурства.

Привередливая,

не любит видеть нас в толпе,

ей претит наша страсть к превосходству

и деловой крутеж.

Печаль и радость

для нее не разные чувства.

Только их сочетанье

держит ее при нас.

На нее можно рассчитывать,

когда мы ни в чем не уверены,

но до всего любопытны.

Из материальных предметов

по нраву часы ей с маятником

и зеркала, что усердствуют,

даже когда в них не смотришь.

Не скажет, откуда является

и куда опять подевается,

но явно ждет этих вопросов.

Похоже,

что, как и она нам,

мы ей тоже

зачем-то нужны. 

<p><image l:href="#V60.png"/></p><p>МНЕНИЕ О ПОРНОГРАФИИ</p>

Нет худшего разврата, чем мышление. Разрастается это распутство, как сеемый

ветром сорняк на грядке, выбранной под маргаритки.

Для тех, которые мыслят, нет ничего святого. Непристойное называние вещей по

имени, непотребные анализы, срамные синтезы, погоня за голой истиной,

разгульная и неистовая, сладострастное щупанье щекотливых тем, икрометанье

мысли — им бы только это.

Средь была дня иль под покровом ночи совокупляются в пары, в треугольники и 

в кружки. Пол и возраст партнеров здесь произвольны. Глаза у них горят, щеки

пылают. Друг совращает друга. Бесстыдницы дочери растлевают отца. Брат младшую

сестру склоняет ко блуду.

Иные сладки им плоды с запретного древа познания, а не розовые ягодицы

иллюстрированных журналов, вся эта простодушная, в сущности, порнография.

Книги, которые они смакуют, — без картинок. Пикантность лишь в том, что

отдельные фразы отчеркнуты ногтем или карандашом. Страшно сказать, в каких

позициях, с какой разнузданной простотой, ум оплодотворяет ум! Не знает таких

позиций даже «Камасутра».

Во время этих оргий разогреваются только чаем. Сидят на стульях, шевелят

губами. Ногу на ногу каждый кладет себе сам. Один носок, таким образом,

касается пола, другой свободно покачивается в воздухе. Порой только кто-нибудь

встанет, приблизится к окну и в щелку занавески подглядывает за улицей.

перевод Н.Астафьевой

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия
Поэзия Серебряного века
Поэзия Серебряного века

Феномен русской культуры конца ХIX – начала XX века, именуемый Серебряным веком, основан на глубинном единстве всех его творцов. Серебряный век – не только набор поэтических имен, это особое явление, представленное во всех областях духовной жизни России. Но тем не менее, когда речь заходит о Серебряном веке, то имеется в виду в первую очередь поэзия русского модернизма, состоящая главным образом из трех крупнейших поэтических направлений – символизма, акмеизма и футуризма.В настоящем издании достаточно подробно рассмотрены особенности каждого из этих литературных течений. Кроме того, даны характеристики и других, менее значительных поэтических объединений, а также представлены поэты, не связанные с каким-либо определенным направлением, но наиболее ярко выразившие «дух времени».

Александр Александрович Блок , Александр Иванович Введенский , Владимир Иванович Нарбут , Вячеслав Иванович Иванов , Игорь Васильевич Северянин , Николай Степанович Гумилев , Федор Кузьмич Сологуб

Поэзия / Классическая русская поэзия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия