— Потому что премьеру выгодно, чтобы террор продолжался. Если вслед за убийством Лауница последуют еще два-три громких убийства, он войдет к царю с требованием ввести в столице военное положение, и царь согласится. А потом — отмена свобод, роспуск Думы, конец… Продолжать борьбу в таких условиях.»
— Мы будем бороться в любых условиях, — твердо сказал Карл. — А что касается Думы… Многого ли она достигла? Болтовня и игра в демократию, ничего конкретного.
Он немного постоял у чаши с нарзанным источником, наблюдая за беззаботно играющими детьми. Нахмурился, потер ладонью грудь — видно, рана еще напоминала о себе.
— Я никогда не откажусь от террора. Россию не поднять разговорами о всеобщем равенстве — это вам не Англия и не Америка. Обыватель будет спать в своем теплом болоте до тех пор, пока не увидит перед собой конкретный пример, героя-одиночку… А таких героев мало, Аристарх Францевич. И я не позволю никому сомневаться в тех, кого люблю.
Он посмотрел на меня так, что я понял: наш разговор окончен. А еще я внезапно осознал, что приобрел в лице Карла… если не врага, то — противника. Страсть ослепила его или что-то иное, но именно с того момента, с той самой встречи началось мое падение. Я стучался и не мог достучаться до друзей, до тех, кому верил, — иные даже обвиняли меня в желании развалить террор изнутри (меня, живую легенду, соратника Элеоноры Войчек, Савинкова и Бурцева!)
Я почти ненавидел эту девчонку. Я знал, что она принесет нам беду. В моих снах эта беда почему-то принимала образ лавины, которая когда-то погребла под собой тихий горный отель в Финляндии, где в холле звучало пианино и золотистая форель беззаботно плескалась в маленьком рукотворном пруду…»
Глава 12
Утро было пронизано серостью и хмарью, не спасали ни цветные лампочки на столбах, ни отсыревшие гирлянды, ни унылый фанерный Дед Мороз на фасаде кинотеатра напротив (краска поползла, нос разбух, точно у пьяницы со стажем). Хотя, возможно, дело не в температуре и влажности воздуха — просто окружающий мир имеет странное свойство точно копировать человеческое настроение. Майя нехотя взглянула в окно: свинцовые тучи над головой, серый снег на крышах домов и машин на стоянке во дворе. Только Севушкин БМВ сладко дремал в персональной «ракушке».
— Проснулись?
О черт! Майя в мгновение ока нырнула в постель и натянула одеяло до подбородка. «Как же я могла забыть…»
— Я сварил кофе.
— Спасибо, — сухо сказала она, стараясь не смотреть на поднос с рогаликами и дымящейся кружкой. Кофе в постель ей подавали впервые в жизни. — Я не слышала, как вы встали.
— Я встаю рано. Я вообще жаворонок.
— Да? — Она с сомнением оглядела массивную фигуру школьного директора, облаченную в ее махровый халат для ванной. — Выйдите, мне нужно одеться.