Николенька круто развернулся и быстрым шагом пошел вдоль набережной. Его душили яростные слезы, душила ненависть и жалость к самому себе… Он тотчас же хотел ехать на вокзал (а багаж? А ну к черту), даже поймал пролетку, но вышел за два квартала, где-то на Лиговке, где жил его давний приятель Митька Цыганов.
Дмитрий был известен тем, что частенько попадал в разные скандальные истории, но всегда вылезал сухим из воды: папочка, безмерно любивший родное чадо, подключал свои весьма обширные связи. В последний раз, после загадочной беременности дочери преподавателя английской литературы эпохи декаданса, Митенька «подлечивал здоровье» в Афинах, на модном курорте.
Николенька взбежал по ступенькам парадного (дом был богатый — с маленьким уютным двориком, отгороженным низкой решеткой и воротами с чугунными шишечками поверху), рассеянно взглянул на швейцара, похожего на генерала в отставке, спросил:
— Дмитрий Дмитриевич дома?
— На отдыхе-с, — услужливо отозвался швейцар. — Тут намедни один конфуз вышел с молодым барином, так батюшка Дмитрий Алексеевич справил им билет до Ниццы.
— Давно?
— Да уж недели две-с.
Николенька скрипнул зубами от досады. Последняя надежда, что Митька не даст пропасть («Сердечная рана, Клянц, лечится очень просто. Сейчас берем извозчика, катим в кабак к Зюзилину, у меня там неограниченный кредит…»), растаяла, идти было решительно некуда. Петербург вдруг потерял прелесть и одухотворенную свежесть, превратившись в скопище прямых мрачных улиц, серых домов с темными окнами и дремлющими дворниками, мающимися головной болью после вчерашнего…
Впрочем, и любимый кабачок, куда ноги сами принесли его, показался на этот раз грязным и унылым. Пнув ни в чем не повинный стул, Николенька сел за столик в углу и заказал водки.
Он вздрогнул, когда кто-то положил руку ему на плечо.
— Не помешаю?
Николенька поднял глаза.
— Аристарх Францевич? Что вы здесь делаете?
Гольдберг уселся напротив, степенно поставил цилиндр на стол, закурил длинную сигарету в мундштуке.
— Не боитесь открыто появляться на людях? — хмуро спросил Николай. — Вас ищут.
— Пусть ищут. Вы уже сделали заказ?
— Сделал… Вы ведь пришли сюда не случайно. Вы следили за мной, да?
— Следил, — охотно подтвердил Гольдберг. — А вы не заметили. Нельзя быть таким беспечным.
— Меня в последнее время все чему-то учат. Что, тоже будете уговаривать меня уехать?
— Нет, у меня к вам другое предложение.
— Интересно, — буркнул Николенька, наполняя рюмку. Однако собеседник мягким движением отобрал ее и поставил на край стола так, чтобы нельзя было дотянуться.
— Отложим выпивку на потом, — он немного помолчал. — Мне известно содержание вашего недавнего разговора с Карлом. Личные разногласия пока опустим… У вас шла речь о Софье Павловне?
— Если знаете, зачем спрашиваете? Карл сказал, что она работала на Департамент.
— Верно, только эта работа была особого рода.
— Так уж и особого, — хмыкнул Николенька. — Подслушивать, подглядывать…
— Да бросьте вы. — Старик, казалось, рассердился. — Много ли она могла подсмотреть и подслушать? Ничего не значащие обрывки разговоров, отдельные фразы… А ведь если судить по нашим неудачам за последний год, провокатор должен находиться где-то близко к руководству Боевой организации, к самому верху.
— Выражайтесь яснее.
— И так яснее некуда. Полковник Ниловский (надо отдавать должное даже врагам… врагам — в особенности) — умнейший человек и тонкий профессионал политического сыска, один из лучших в империи. Мог ли он так явно подставлять своего агента? Да и какой агент из Софьи Павловны — просто слабая несчастная женщина, которую запугали, заставили играть по неизвестным правилам… И при этом она пыталась бороться с Ниловским: план последнего покушения на него она ему не отдала.
— Тем не менее покушение провалилось, — заметил Николенька. — Трое наших людей погибли.
— Это только доказывает мою правоту. Софья Павловна не выдала боевиков — втайне она надеялась, что шеф охранки будет убит и она сможет освободиться… Однако охранку все-таки предупредили. Предупредил
— И кто же это, по-вашему? — с иронией спросил Николенька.
— Вы.
— А доказательства? — спросил он без малейшего испуга.
— Доказательства будут, — услышал он за спиной.
Лебединцев подошел, как и давеча, неслышно, по-кошачьи. Николенька хотел встать, но железная ладонь буквально пригвоздила его к месту.
— Понятно. Решили отделаться от меня таким способом. Не проще ли было сдать меня охранке?
— Я же сказал, личные мотивы оставим, сейчас займемся доказательствами… Где вы находились четырнадцатого марта прошлого года?
Молодой человек усмехнулся:
— Вы многого от меня хотите.