Бал на похоронах

После собрания 18 августа 1941-го года, на котором был сформирован этот Легион, после смотра первых добровольцев 27 августа в казармах Версаля (во время этого смотра рабочий-наладчик Поль Колетт из Кайенны стрелял в Деа и Лаваля — того, который был арестован и отстранен от власти Петеном, но вскоре вернулся) Бешир оказался в Германии. В немецкой униформе. С маленькой нашивкой, указывающей, что он француз. И что всего нелепее в этой всемирной драме — Бешир вовсе не был французом. В своей жажде завоевать всю планету национал-социализм, как в поговорке, «точил стрелы из всякой древесины». Здесь были все: итальянцы, румыны, французы, венгры, украинцы, мусульмане, люди из стран Балтии и стран Азии. Война перемешала нации, вырвала людей из родных домов, согнала с обжитых мест целые этносы. Немцы, естественно, железной рукой держали все под контролем. Это была избранная нация. Она делала историю. Но когда ветер начинал дуть уже в другую сторону, у них, естественно, возникла потребность на худой конец использовать и «лавочников», откуда бы родом они ни были.

Вскоре Бешир уже мог произнести несколько слов по-немецки. Он живой, энергичный, смышленый. Получивший рекомендацию «сверху», к тому же замечен с хорошей стороны. Его отправили в Польшу, затем — в Молдавию. Когда он очутился на русском фронте, немецкий «блицкриг» уже был остановлен неистощимой массой Красной Армии, которая успела оправиться от первоначального шока и пользовалась мощной поддержкой всей американской промышленности.

В конце осени 1942-го дела у немцев были еще не так плохи. Но война на русских просторах — это вам не оздоровительная прогулка для поднятия настроения, как в Польше или во Франции. Это, черт возьми, война! Со всей ее непредсказуемостью и риском. Подразделение Бешира задействуется во многих операциях, отводится в тыл, затем направляется на передовую в сторону Сталинграда. И здесь начинается ад.

Но этот ад — из льда. Зима ударила внезапно. И холод стал союзником русских. Немцы, которые надеялись на молниеносное наступление, как на западном фронте в 1940-м, оказались у разбитого корыта. Пресловутая германская расчетливость лопнула перед испытаниями второй военной русской зимы. Большинство еще не знает, что маятник уже качнулся в другую сторону. Со вступлением в войну Америки, с усилением ее военной промышленности, которое было спровоцировано нападением Японии, с высадкой в Северной Африке вскоре после катастрофы в Перл-Харборе, игральные кости войны выпали совсем по-другому. Те, кто повлиятельнее, похитрее, кто больше знал — они поняли это, и многие стали переходить из одного лагеря в другой. Оказавшись в грандиозной ловушке, в сети, о которой он ничего не знал и которой он был охвачен со всех сторон, Бешир сражался не за Великий Рейх, которого он не понимал и на который плевать хотел. Он сражался, потому что так было надо, против безжалостного врага, обманутый пропагандой, ведущейся непрерывно сутки напролет. И, главным образом, он сражался со снегом и холодом…

…Несколько капель — сущий пустяк — упало с переменчивого неба. Бешир повернулся и заметил меня. Я обнял его.

— Эх, месье Ромен! — с горечью восклицает он.

Я молча развожу руками. Мне нравится Бешир. Он никогда не произносит лишних слов. И я стараюсь делать так же.

— Чем сейчас занимаешься? — спрашиваю я его.

— Я привез сюда месье Швейцера, — ответил он.

…Андре Швейцер — вопреки своей фамилии — «черная нога» [2]. Мне достаточно вспомнить о нем, увидеть или услышать его — и сразу вокруг него выстраивается целая череда ассоциаций: Алжир, Эльзас, Вторая империя, генерал Де Голль с его прогрессистскими и освободительными устремлениями. На этом кладбище, где собрались в общем-то только хорошие знакомые Ромена, немало тех, к кому я испытываю (нет, не презрение, потому что этим чувством не стоит злоупотреблять), скажем, «ослабленное уважение». Что же касается Швейцеров — всех, — я уважаю их цельным блоком.

Прежде всего, Швейцеры — это настоящая семья. И семья со своей историей. Я знаю много отвратительных семейных историй. Они являют собой классический фон для многих романов. Здесь насилие, кровосмешение, тяжеловесные тайны; благопристойные фасады, рассыпающиеся в прах под грузом денег и преступлений; продажные нотариусы, ядовитые обольстительницы и добродетельные дамы, превратившиеся в отравительниц. Можно без труда заставить несколько полок томами с подобными историями. История же семьи Швейцеров исключительно почтенна. И даже романтична, несмотря на внешнюю суровость.

Их история восходит к давним временам. Швейцеры — эльзасские пивовары, которые сделали состояние еще при Луи-Филиппе. Они вняли советам Гизо, который рекомендовал своим современникам обогащаться собственным трудом. Поэтому, развив бурную деятельность, они создали целую сеть пивных заводов и скобяных производств. Затем они основали большие магазины. После чего стали серьезно присматриваться к текстильной промышленности. Так, одной ногой — на пиве, а другой — на «тряпках», они стали чем-то вроде местной власти.