Бал на похоронах

И уже полной неожиданностью стало для него слово, произнесенное перед его фамилией, — это было звание «podpolkovnik». Это что-то вроде лейтенанта-полковника. Этот произвольный дар — следствие своевольной личной симпатии Жукова — через несколько лет во Франции имел не очень приятные последствия: Ромену пришлось пройти через особую процедуру, это было нечто среднее между военным судом и дисциплинарной комиссией. Надо было определиться с экстраординарным статусом лейтенанта элитной авиации в чине лейтенанта-полковника, присвоенного в иностранной армии. Комиссия приняла двоякое решение: учитывая его заслуги, с одной стороны, и ставя ему на вид, что граничило с предупреждением, с другой стороны, назначить его командиром…

Больше всего тронуло Ромена то, что новичок-«podpolkovnik» был уполномочен маршалом вручить несколько наград советским военным. Француз, вручающий на советско-германском фронте советские медали русским, согласитесь, это зрелище не рядового порядка. Что-то сжалось в груди Ромена, когда перед ним предстал обладатель последней гимнастерки, на которую он должен был прикрепить медаль, — это была Тамара. Под гром аплодисментов он поцеловал ее в губы.

Через две недели Ромен, как Герой Советского Союза, был приглашен посетить Москву. Переезд, гостиница, рестораны — все было оплачено. Снег уже таял. На Москве-реке ломался лед. Ромен провел в Москве несколько восхитительных дней в компании с Тамарой: она попросила отпуск и получила его. Держась за руки, они посетили Кремль, соборы Успенский, Благовещенский, архангела Михаила, а также Красную площадь, собор Василия Блаженного, мавзолей Ленина. Прошлись вдоль реки, побывали на Новодевичьем кладбище. Посетили Загорск и его монастыри, Тамару они взволновали до слез и даже повергли в священный трепет. Чтобы успокоить ее, Ромен долго держал ее в своих объятиях.

Через день они решили провести вечер в Большом. На афише стояло: балет «Ромео и Джульетта» на музыку Прокофьева. Когда они подошли к окошку кассы, им объявили, что все места проданы и зал полон. Тамара выступила «парламентером» Ромена перед билетершами. Они пригласили контролера, а тот — директора. Директор оказался седовласым старым человеком и утонченно вежливым. Он коротко переговорил с Тамарой и пригласил молодых людей следовать за ним. Оставив их за кулисами, он вышел на сцену перед занавесом и обратился к публике.

— Товарищи, — сказал он, — Администрация Большого благодарит вас за то, что вы сегодня пришли к нам, и за вашу преданность нашему театру. Я надеюсь, что вы оцените по достоинству сегодняшний спектакль. Я буду краток: у меня есть сообщение и просьба к вам. Сообщение: сегодня среди нас находится французский летчик, который сражается на фронте вместе с нашими воинами и который за свое мужество удостоен звания Героя Советского Союза. И просьба: поскольку зал полон, свободных мест нет, не согласятся ли двое из вас уступить свои места герою и его советской подруге? Двое зрителей, которые окажут такую любезность, получат приглашение на любой спектакль по своему выбору. Спасибо.

И он поклонился. Полная тишина установилась под сводами Большого. А затем в едином порыве весь зал встал…

…Четыре человека наклонились, взяли веревки, лежавшие на земле, и закрепили на них гроб…

…Ромен вошел в Берлин с основными силами маршала Жукова 1 мая 1945 года. Его экипировка выглядела совершенно фантастически: на ногах — американские ботинки (их отдал ему американский офицер, прибывший из Торгау, что на Эльбе, где произошло соединение русских с американцами); штаны остались еще от французской летной формы; фуражка и куртка были советские со знаками «podpolkovnik», с орденом Красного Знамени и Звездой Героя Отечественной войны первой степени.

Перед Бранденбургскими воротами он остановился, взглянул на небо, оглянулся на руины вокруг и вздохнул с облегчением:

— Вот я и в Берлине, — сказал он себе. — Война окончена, и мы ее выиграли.

Ощущение счастья охватило его. Но была и горечь. Ромен не любил войну. Он воевал, потому что так было надо. Но он не любил ее, он воевал против людей, которые любили войну и были ответственны за ту катастрофу, в которую ввергли свою страну и многие другие страны. В этот день пьянящего счастья, когда он наконец дошел до конца войны, и еще миллионы людей вместе с ним, он вспоминал об ужасах в Украине и Белоруссии, о которых рассказывала ему Тамара, о которых он слышал от других или свидетелем которых был сам. Это были неслыханные страдания, гимн смерти, которому, казалось, не будет конца. Начиная с Молли и кончая Тюласном, пять долгих лет он видел рядом с собой искалеченные и безжизненные тела. Его молодость прошла среди слез и трупов. Он вступил в войну почти неосознанно и весело, потому что сам был веселым и ненавидел все тягостное: он всегда был врагом велеречия и погребальной напыщенности. Но жизнь оказалась невеселой, и мир мрачным. Он был потрясен тем, что сумели сделать со своим большим миром такие маленькие люди…