Бал неисполненных желаний

– Полез, и все. Мы с Максом поспорили, что я поднимусь на одних руках.

Снова скрипнула кровать – Лиса напоминала о себе.

– Кто выиграл? – спросила Соня, чувствуя, что уже сотню раз задавала этот вопрос.

– Я поднялся. – Тихон сместился по подушке. – А потом спустился.

Макс? Он не мог!

Она смотрела на Тихона, и в его глазах плескалось удовольствие. Как будто он специально все это сделал. Специально залез. Специально упал.

В коридоре стало шумно. И вот уже палата наполнилась голосами, резким запахом мужского одеколона. В первую секунду Соне показалось, что вошло человек десять. Нет, четверо. Но все они были такие веселые, такие… нормальные.

Они сразу кинулись к кровати Тихона, стали двигать ее, проверяя маневренность. Засыпали белое одеяло конфетами и мандаринами. Они хлопали Лису по плечам, и стало ясно, что они вместе.

Тихон еще раз представил Соню, но на нее не смотрели. Она была никому не интересна. Вот разве что Тихон… Как его дела? Что голова? Новую выдали? Запасную в пакетике будет носить?

Соня попятилась. Лиса заметила это.

– Бывай! – дернула она плечиком, словно хотела руку поднять, но в последний момент передумала.

В коридоре худая женщина что-то втолковывала грузной санитарке, совала ей в карман сверток.

– Он все шутит? – резко повернулась она к Соне. – Вы понимаете, что натворили? У него впереди олимпиада! Он должен поступить в институт! А если у него начнутся головные боли? А если он вообще учиться не сможет?

– Извините, – пролепетала Соня, не ожидавшая такого напора. И вдруг вспомнила: не взяла номер мобильного. Вернуться? Нет, пришедшие пираты не подпустят близко. Кто они? Друзья с курсов? Друзья из старой школы? В любом случае их одиннадцатый так себя не повел бы. Они бы смотрели друг на друга, они равнялись бы на Тырина. Как солдатики из одной коробки.

Куда идти? Туда, обратно к своим? Или вернуться в палату, к чужим?

Из палаты потянулись недовольные больные. Два старичка выскреблись, подтягивая линялые пижамные штаны. От них пахло старостью и ворчанием.

– Тебе чего?

Лиса улыбалась. Дверной проем для нее был велик. Здесь можно было поставить три таких, как она.

– А я не к тебе, я к Тихону.

Лиса шевельнула бровями – изобразила удивление:

– Ну, заходи тогда.

Соня пошла, не понимая, зачем возвращается.

– Да не, все глупо, конечно, получилось, – громко, сквозь смех говорил Гладкий. – Там такая идиотская возня в этом классе! Надо было одного мальчика подвинуть. А то бы они меня сами затоптали. Все по законам социологии. Считайте, что практика у меня зачтена.

На мгновение Соня задохнулась, успела только пролепетать, обернувшись к Лисе, потому что больше на нее никто смотреть не спешил:

– Это неправда! – И к Тихону: – Неправда! Ты сам!

Черт! Тырин! Где твое красноречие? Почему ты не появляешься, как чертик из бутылки, и не спасаешь?

– Чего сам-то? – Гладкому было все равно, что его услышали. – Спроси у Макса. Его ваш фюрер подговаривал меня мячом сбить.

– Вау! – заулюлюкали парни.

– Вот это дела!

– Опа…

– Вот это поворот…

– Да мы их сами запинаем!

– Ну что, помогла тебе твоя новая школа? – Лиса снова легла животом на решетку кровати и для Сони объяснила: – Он к вам перевелся, потому что из вашей школы легче поступить туда, куда он хочет. Там у вас физик пробивной. И есть какая-то договоренность с факультетом. Но только физик из Тиши никакой. Он рвет в политику. Манипулятор из него знатный.

– Зачем же он от нас уходит? – Соня говорила, но не слышала своего голоса. Все звуки замирали в голове, словно разговор шел обменом мыслей.

– Экстерном все сдаст и будет потом отдельно с физиком заниматься.

– А я?

Она смотрела на Тихона, но он молчал. Мальчишки скакали перед его кроватью, скрипели старые доски пола.

– Тише, тише, – заглядывала в дверь нянечка.

Соня шевельнула губами, понимая, что так и не задала вопроса. Всего лишь подумала.

– Я скоро загляну к вам, – повернулся к ней Тихон и подмигнул. – Через неделю, наверное. Как только все оформлю.

– Ты обещал, что не уйдешь. – Себя стало нестерпимо жалко. До слез.

– Ну, извини, – хлопнул руками по одеялу Гладкий. – Так получилось.

Снова в голову полезло ненужное сейчас: «Так и не сказал, что любит».

Любит…

Лиса смеялась над шуткой. Носик сморщила, лицо пошло морщинками. И смотрит на Тихона так, как будто имеет право смотреть. Властно. С правом обладания. Этот взгляд отрезвил, заставил собраться.

Соня вышла в коридор. На драном диване сидела уставшая женщина.

– Мы не виноваты, – четко произнесла она.

– Иди, иди. – Тонкие пальцы поправили кудряшки.

И Соня пошла. Пошла, пошла, пошла. Она куда-то все шагала и шагала, с каждым шагом убеждая себя то в одном, то в другом. То чувствуя свое полное одиночество, то понимая, что никогда, начиная с пятого класса, не была одна. Она шагала мимо домов, мимо освещенных окон. Везде жили люди. Иные. А они были свои. Двенадцать человек всего. Это было мало, и это было много.

Вернулась домой, когда поняла, что замерзла, что без фонарей улица странно темная, что в воздухе пахнет близкими морозами.

– Ты где была?