Баламут (СИ)

— Зная я эти ваши труды, да проблемы. Всех бед и забот только что и выбирать, чего вечером трапезничать станете — кабанятинку или оленину? Чем запивать? Вино ромейское? Пиво хазарское? Может, водой родниковой? Выбор сложный, лоб покрывается испариной, мышцы сводит от натуги. Да-да, с таким не каждый справится, понимаю.

— Не так всё! На князе лежит труд следить за своим народом, оберегать его от бед и забот! Чтобы лиходеи на дорогах не водились. Чтобы степняки с востока не набегали, да людей в полон не уводили. Мы воины, и жизнь свою кладём, чтобы защищать простой народ! Не каждому это по плечу.

— Не каждый справится с тем, чтобы в шахте серебро добывать или в поле за лошадью с плугом ходить, — сказал Баламут. — Сидеть виноград кушать, а после того пальцем с золотыми перстнями махать, выбирая, куда дружину направить — тут любой сгодится.

— Ты совсем ничего что ли про княжеские заботы знать не знаешь? Ни про войну, ни про хозяйские дела, ни про политику? — спросил Алексей.

— Вся политика это развлечение для детей младшего возраста, — отмахнулся наёмник.

Княжич плюнул со злости.

— Мелешь, сам не зная что.

Баламут ехидно засмеялся.

— Ладно, ладно, ваша княжеская светлость. Не велите казнить, дурака неразумного. Ничего в ваших делах я не понимаю, но очень благодарен, что защищаете меня от всяких бед и невзгод.

— Да не тебя защищаем, — с ядом в голосе ответил княжич — а честной люд, от таких, как ты.

Баламут, казалось, совершенно искренне возмутился.

— Никогда я простой честный люд никакой грабил. Обманывал — возможно. Приукрашивал всякое — что же, тоже бывало. Но чтобы грабить — никогда. А если мы говорим про всяких толстосумов, что жиреют на страданиях простых душ, так тут разговор иной. С них, знаешь, не убудет, коли они мне пару чешуек серебром подарят за то, что я изгнал с их огорода лешего, или птицу-сирин, или ещё непойми какую тварину. Им самим же после этого спокойнее живётся. Сам подумай. Сидит себе, купчишка какой, на сундуках с золотом, да глаз сомкнуть не может. Только дрожит весь, что сейчас в хоромы ворвутся домовые с оборотнями, да всё его добро утараканят в лес. А тут я прихожу, весь из себя такой красивый, и всего-то за парочку жалких монеток даю ему уверенность, покой и крепкий сладкий сон.

— Тем и живёшь? — спросил княжич.

Баламут кивнул.

— В целом да. Где кому уверенности прибавить, что страшных монстров за навозной ямой не прячется. Кого убедить, что на тракте его феникс в небо не утащит. Предварительно убедив в обратном, разумеется. А между делом можно о подвигах своих боевых рассказать в том или другом кабаке, получить за это кружечку пива, или кусочек курочки жареной. Жаловаться не приходится. Только, понятное дело, в одних и тех же местах лучше часто не показываться. У некоторых потом вопросы возникают нехорошие.

Княжич рассмеялся.

— Могу только представить. Ну же, расскажи.

— Не, повесишь ты меня потом на первой осине, знаю я вашу княжью милость.

— Да хватит тебе. С тобой я уже всё понял и всё тебе простил. Считай, все прегрешения в княжестве Псковском отпустил я тебе. За спасение своё от стрыги, за то, что вернулся. Хотя нет, вот княжну спасём, тогда точно прощу, а пока ещё подумаю.

Баламут склонил голову в шутливом поклоне.

— Благодарю покорно за такую щедрость. Из меня слезу почти выбило. Того и гляди разрыдаюсь у вас на плече, княжий сын, соколик мой милостивый.

Дурное настроение Алексея окончательно развеялось.

— Давай, — повторил он, — расскажи чего из своих приключений. Скоротаем вечер, ехать сегодня куда-то уже всё равно не получится. Кони только ноги в темноте поломают.

Баламут хмыкнул и задумчиво потёр шрам.