Баланс столетия

За Михалычем ушли и члены бригады — в строй. Срок подошел. Коля Павлов, Коля Кромин, Юлька Садовский… Кто-то не вернется. Кто-то… «Да ты, сестренка, не думай. Знаешь, как у нас в деревне бабка моя толковала? Раз козе смерть, выходит, и бояться ее, костлявой, нечего. Ранение — дело другое. Тут всяко бывает. Без рук, без ног останешься, так и порешить себя не сможешь. А тебе вон солдатиков порадовать еще надо. Держись, Михална!»

Кажется, весна приходит раньше обычного. Но Валеру не проведешь — деревенский! «Это ты о том, что снег вроде посерел? Так это от машин. Гляди, сколько их туда-сюда носится. В сторонку свернем, как скатерка белая будет». «Студебеккер» на приспущенных шинах едет почти по целине. Тормозит у ворот части. «Гляди, как сегодня управились: восьми часов нет, а уж на месте». Значит, лишний концерт, лишняя программа и уставшие до полусмерти ребята. На обратном пути будут вповалку спать на мешках с реквизитом.

И неожиданная мысль: все стало привычным. Как работа. Просто работа. «Поговори с нами, сестренка», — просят солдаты, прибывшие на переформирование. Те, что остались от батальона или полка. Никто не скрывает: самое страшное возвращаться второй раз на передовую. «А куда денешься? Это уж как судьба».

У Петровского-Алабина один из самых больших лагерей переформирования. Солдаты задерживаются от силы на неделю. Новые машины. Новые командиры. Новое пополнение. И в путь. Едва ли не единственный постоянный знакомец — военврач Игнатий Иванович Жвирблис. «Я из Бреста». — «Из того самого?» — «Из того». — «Но как же вам удалось?..» — «Остаться в живых? Был в увольнении. Судьба. — Седые виски из-под белой шапочки. — Моя вторая война. Отступал из Австрии. Через Галицию. Победных фанфар слышать не довелось. Хотите на будущее остаться в театре?» — «Ни за что! Как и стать медиком». Игнатий Иванович смеется уголками глаз: «Что ж, пусть вам повезет. Пусть все сбудется, как задумаете…»

NB

1943 год.Ноябрь. В журнале «Октябрь» приостановлена публикация повести Михаила Зощенко «Перед восходом солнца». Писатель обратился с письмом к Сталину. Ответа не последовало.

1944 год. Январь. Журнал «Большевик» выступил с разоблачением «злопыхательства» Михаила Зощенко в отношении советского народа и условий жизни в Советском Союзе.

«Литература? И что же вас удивляет? Любое указание партии должно быть нами применено к любому явлению нашей культурной жизни. В этом и заключается смысл профессии — не ждать особых разъяснений, но действовать быстро и эффективно!» Глаза доцента Германа Недошивина горят за стеклами очков. Он ходит по узким коридорам старого университетского здания стремительно, словно рассекая воздух. И почтительно жмущихся к стенам студентов.

Парторганизация искусствоведческого отделения заседает чуть ли не каждый день. С громогласными, пламенными заявлениями. Или, наоборот, шепотом за шаткой стенкой из книжных шкафов, которые делят маленькую, отданную отделению (единственную!) комнату.

Узкая дверь. Два окна в университетский курдонёр… Вид на угловую — Арсенальную башню Кремля, Исторический музей, Красную площадь. За шкафами «профессорская», где правят две лаборантки: Наталья Николаевна Усольцева в качестве заведующей всем нехитрым хозяйством и Наталья Ивановна Соколова в качестве единственного «кадра».

Длинное, с крупным носом и словно присыпанное серой мукой лицо Усольцевой, родственницы психиатра, в клинике которого умирал Врубель, постоянно выражает озабоченность. Она переживает все партийные установки и болеет за «недошивинскую партию». Понимает, что на факультете «комиссаров от искусства» только терпят. По словам Усольцевой, это «классовое недоброжелательство» и скрытая оппозиция всей коммунистической партии, которую представляют вообще искусствоведы.

Пышная прическа льняных волос подчеркивает внешнюю независимость ее позиции: «Я всегда говорю только правду и не считаю нужным это скрывать!» Даже если в результате кому-то из студентов придется расстаться с университетом или быть вызванным в спецчасть.

Наталья Ивановна, хрупкая, миниатюрная, темноглазая, с множеством браслетов на жилистых руках, слишком дорожит работой в университете, чтобы высказывать собственное мнение. Но она всегда умеет случайным словом, взглядом, паузой в разговоре предупредить, предостеречь, заставить подумать. И никаких личных разговоров, никакого выражения симпатии. Как за стеклянной стеной. Таковы условия игры — искусствоведческое отделение кипит партийными страстями. Академик-филолог Виктор Владимирович Виноградов, ставший деканом факультета, с нескрываемой досадой заметил: «Десант Института красной профессуры. Не удивлюсь, если сюда переедет вся спецчасть. Хотя лучше бы наоборот».