Баланс столетия

И все-таки самое ошеломляющее — нравственные принципы. В декабре 1972-го в одном из лучших ресторанов Москвы, в «Праге», устраивают банкет молодые члены МОСХа. Тех самых, которых слегка задел (но не разгромил же!) Хрущев на первом — «официальном» — этаже Манежной выставки. Официальная критика назовет их представителями «сурового стиля». Банкет по случаю победы! Над теми, кто принадлежал к «Новой реальности», кто остался без работы, а то и был выкинут из Союза художников. Андронов, Никонов, Иванов… Они-то справились. Не просто выплыли — заняли руководящие места, получили награды и звания.

Но суть сусловской политики как раз и заключалась в том, чтобы разделить всех, кто стремился к новому. Вовремя прикормить, приласкать. Как писал Федор Достоевский, людьми овладевает тот, кто успокаивает их совесть. Задача это была тем более простая, что уже выстроилась очередь из тех, кто и сам справлялся с собственной совестью.

Вот и теперь три первые из названных Франко Миеле категорий благоденствовали. Иностранные корреспонденты имели постоянную пишу для сенсационных сообщений о нищих живописцах, об их борьбе за жизнь (как-никак гибель советской культуры!), туристы — дополнительное развлечение в виде приобретения за гроши работ гонимых. Никто никому не мешал, а появляющиеся время от времени «разоблачающие» статьи верно служили необходимой рекламе.

Почтовые и телефонные связи стали затруднительны. Московский телефон просто перестал откликаться на вызовы из Польши — в этом убедились давние добрые знакомые Белютиных — директор крупнейшего польского издательства «Чительник» Людвик Касиньски, главный редактор журнала «Проект» Ежи Вашневски, профессор Варшавской высшей музыкальной школы Тадеуш Охлевский. Впустую писал письма Хенрик Стажевски — их доставят пачкой через год с лишним. Тем, кто приезжал в Москву, Союз художников и Общество дружбы с зарубежными народами сообщали, что, к сожалению, Белютина в данный момент нет в Москве — уехал с женой на отдых.

* * *

Когда-нибудь об этом времени скажут — время великой чистки. К ней готовились. Ее последовательно проводили. Первая половина 1974 года запечатлена в записях Белютина.

«1 января. Новый год начался с поздравительного письма Жана Кассу. Первый раз почта так точна. Добрая примета?

3 января. Навоз — тоже добрая примета, только не в таком количестве и не в мастерской. На этот раз она залита из канализации почти вся. Еще немного и стало бы вытекать на лестницу — помешал порог… Сантехники говорят, что раз за разом повторяется та же история — старательно приготовленный пластиковый пакет, умело спущенный с верхнего этажа. Рационализация на уровне научно-технической революции! В борьбе за святую преданность соцреализму все средства хороши: над мастерской живет ответственный работник Министерства культуры СССР, каждый раз встречающий издевательской улыбкой. Человеческие отходы — лучшая форма доказательства для партийной элиты.

4 января. Стук в дверь мастерской: помогите, в лифте собака — боимся открыть. На площадке кучка людей. Расступаются. Вывожу огромного черного дога. Хозяев нет. Желающих взять — тоже. Кто-то видел, будто к подъезду подъезжала грузовая машина. Из кабины выходил парень. Кажется, с собакой. Вышел из подъезда без нее. Одно верно: в лифте пес сидит около получаса. Версия: украли, не смогли сбыть, отделались.

Верить? Но в мастерской бываю не каждый день. Естественнее обращаться к постоянным жильцам (отставные офицеры) — на площадке у лифта три двери, мастерская моя — на другом этаже.

8 января. Дог несовместим с нашим боксером. Обратились в Клуб служебного собаководства. Почти сразу появился пожилой мужчина, живущий, по его словам, в собственном доме под Москвой. Дога берет. Приглашает непременно приехать посмотреть, как устроилась собака. В разговоре между прочим — дядя академика Сахарова.

13 января. Очень доброе поздравительное письмо от Стефана Геровского. Старейшина новой польской живописи. Пишет: в мировой живописи все „временно подменяет фокусничанье“. Но все равно будущее не за поп-артом или сюрреализмом, а „за работой цветом, именно вашим эмоционально взрывным цветом“.

14 января. Письмо от вдовы Станислава Хербста — пани Ирэны. Его слова: „В исторической науке, как ни в одной другой, должна присутствовать личность ученого. И еще безоговорочная и безотносительная порядочность. Документы слишком легко поддаются переработке, а в наших странах это стало системой. Все, что придумываем, на один день. А главное: за придумкой потеря порядочности и профессионализма. Вот его-то границы размываются особенно ощутимо“.