Читаем Баланс столетия полностью

Затишье, как всякое болото, обманывало. Позволяло оживать надеждам, а потом карало за это. Примеров тому множество. Вот что записал в дневнике Федор Абрамов по поводу разгрома журнала «Новый мир»:

«Нет, мы еще не отдаем себе отчета в том, что произошло. Катастрофа! Землетрясение. Растоптана последняя духовная вышка. Сволочь и обыватели ликуют. В университете, на филфаке — радость. „Наконец-то, — воскликнул С. — Покончено с Чехословакией в нашей стране“.

А если бы провести референдум… 97 % наверняка одобрят закрытие „Нового мира“. Вот что ужасно. Акция эта по существу воля народа, ее выражение…

Алексеевы, Софроновы, Грибачевы, Кочетовы победили. Теперь ничто не будет отравлять им жизнь. Теперь они классики… В общем ясно: „Новый мир“ сожрали сами литераторы или, по крайней мере, те, которые выдают себя за литераторов. И, конечно, при содействии самого передового советского человека… 25 писателей подали голос протеста против исключения Солженицына, 25 из 7 или 8 тысяч. Вдумайтесь только в эти цифры!

Да, из литературы изгоняют Твардовского, первого нашего поэта… Значит, талант нам не нужен. Талант нам враждебен. Да и вообще нам не нужна литература. Нужна только видимость, суррогат.

А как же новые идеи? Новые мысли? Ведь литература — это и есть новые идеи и новые мысли. Как же без них-то мы будем завоевывать мир? Чем? Чиновниками?»

NB

Ю. В. Андропов. Доклад на торжественном собрании в Москве, посвященном 100-летию со дня рождения Ф. Дзержинского. 9 сентября 1977 года.

«Как уже говорилось, тем, кто заблуждается, у нас стараются помочь, их стараются переубедить, рассеять их заблуждения. По-иному приходится поступать в тех случаях, когда некоторые из так называемых инакомыслящих начинают своими действиями нарушать советские законы. Такие люди в ничтожном количестве у нас еще есть… и потому должны нести наказание в полном соответствии с требованиями советских законов. (Продолжительные аплодисменты.) И пусть нам не твердят в таких случаях о гуманизме. Мы считаем гуманным защиту интересов общества. Мы считаем гуманным пресечь преступную деятельность тех, кто мешает советским людям спокойно жить и работать».

Осадное положение… Вчера. Сегодня. Завтра. Выход один — не думать. Как не смотреть вниз, когда перебираешься через пропасть по шаткому мосту.

Каждая неделя приносит новости. В Абрамцеве участковый, который вдруг решил заниматься историей и просит консультаций. Повод, чтобы часами на улице, у ворот стоял милицейский мотоцикл.

В разные инстанции на нас начали поступать жалобы; в милицию от соседей: на участке нашем много сухих деревьев; у забора лает боксер, мешая липнущим к сетке прохожим. Жалобы пожарным: не так идет дым из труб нашего дома. В энергохозяйство: в нашем саду (которого нельзя рассмотреть с улицы) нависают над проводами ветки берез.

Каждый вечер машина с прожекторами просвечивает участок. Медленно. Обстоятельно. Задерживаясь на каждой мелочи. Сначала с одной улицы. Потом с другой.

При первых звуках знакомого мотора все стараются уйти в дом или мастерскую. Переждать. Пять минут. Десять. Иногда четверть часа. Как на фронте — психическая атака. Война, у которой нет конца.

* * *

На официальном приеме в Кремле накануне наступающего 1979 года министр обороны Дмитрий Устинов скажет Белютину: «Не будьте злопамятны, надо объективно оценивать то, что представляется несправедливостью».

Несправедливостью относительно людей, художников или относительно искусства как такового? Весной среди ученых распространяется слух о разработанной при участии Суслова еще в 1956 году программе «Эхо»: постепенно организовывать некие неофициальные центры или точки притяжения для недовольной интеллигенции, чтобы соответственно выявлять и частично обезвреживать «бунтовщиков», одновременно начав оказывать на нее влияние через передачи западного радио. Цель — убеждать в бессмысленности всяких перемен радикального свойства. Надо удовлетворяться небольшими улучшениями и находить разрядку… в религии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мемуаров: Близкое прошлое

Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном
Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном

Автор воспоминаний, уроженец Курляндии (ныне — Латвия) Иоганнес фон Гюнтер, на заре своей литературной карьеры в равной мере поучаствовал в культурной жизни обеих стран — и Германии, и России и всюду был вхож в литературные салоны, редакции ведущих журналов, издательства и даже в дом великого князя Константина Константиновича Романова. Единственная в своем роде судьба. Вниманию читателей впервые предлагается полный русский перевод книги, которая давно уже вошла в привычный обиход специалистов как по русской литературе Серебряного века, так и по немецкой — эпохи "югенд-стиля". Без нее не обходится ни один серьезный комментарий к текстам Блока, Белого, Вяч. Иванова, Кузмина, Гумилева, Волошина, Ремизова, Пяста и многих других русских авторов начала XX века. Ссылки на нее отыскиваются и в работах о Рильке, Гофманстале, Георге, Блее и прочих звездах немецкоязычной словесности того же времени.

Иоганнес фон Гюнтер

Биографии и Мемуары / Документальное
Невидимый град
Невидимый град

Книга воспоминаний В. Д. Пришвиной — это прежде всего история становления незаурядной, яркой, трепетной души, напряженнейшей жизни, в которой многокрасочно отразилось противоречивое время. Жизнь женщины, рожденной в конце XIX века, вместила в себя революции, войны, разруху, гибель близких, встречи с интереснейшими людьми — философами И. А. Ильиным, Н. А. Бердяевым, сестрой поэта Л. В. Маяковской, пианисткой М. В. Юдиной, поэтом Н. А. Клюевым, имяславцем М. А. Новоселовым, толстовцем В. Г. Чертковым и многими, многими другими. В ней всему было место: поискам Бога, стремлению уйти от мира и деятельному участию в налаживании новой жизни; наконец, было в ней не обманувшее ожидание великой любви — обетование Невидимого града, где вовек пребывают души любящих.

Валерия Дмитриевна Пришвина

Биографии и Мемуары / Документальное
Без выбора: Автобиографическое повествование
Без выбора: Автобиографическое повествование

Автобиографическое повествование Леонида Ивановича Бородина «Без выбора» можно назвать остросюжетным, поскольку сама жизнь автора — остросюжетна. Ныне известный писатель, лауреат премии А. И. Солженицына, главный редактор журнала «Москва», Л. И. Бородин добывал свою истину как человек поступка не в кабинетной тиши, не в карьеристском азарте, а в лагерях, где отсидел два долгих срока за свои убеждения. И потому в книге не только воспоминания о жестоких перипетиях своей личной судьбы, но и напряженные размышления о судьбе России, пережившей в XX веке ряд искусов, предательств, отречений, острая полемика о причинах драматического состояния страны сегодня с известными писателями, политиками, деятелями культуры — тот круг тем, которые не могут не волновать каждого мыслящего человека.

Леонид Иванович Бородин

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала

Записки Д. И. Лешкова (1883–1933) ярко рисуют повседневную жизнь бесшабашного, склонного к разгулу и романтическим приключениям окололитературного обывателя, балетомана, сбросившего мундир офицера ради мира искусства, смазливых хористок, талантливых танцовщиц и выдающихся балерин. На страницах воспоминаний читатель найдет редкие, канувшие в Лету жемчужины из жизни русского балета в обрамлении живо подмеченных картин быта начала XX века: «пьянство с музыкой» в Кронштадте, борьбу партий в Мариинском театре («кшесинисты» и «павловцы»), офицерские кутежи, театральное барышничество, курортные развлечения, закулисные дрязги, зарубежные гастроли, послереволюционную агонию искусства.Книга богато иллюстрирована редкими фотографиями, отражающими эпоху расцвета русского балета.

Денис Иванович Лешков

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное

Похожие книги

Анатолий Зверев в воспоминаниях современников
Анатолий Зверев в воспоминаниях современников

Каким он был — знаменитый сейчас и непризнанный, гонимый при жизни художник Анатолий Зверев, который сумел соединить русский авангард с современным искусством и которого Пабло Пикассо назвал лучшим русским рисовальщиком? Как он жил и творил в масштабах космоса мирового искусства вневременного значения? Как этот необыкновенный человек умел создавать шедевры на простой бумаге, дешевыми акварельными красками, используя в качестве кисти и веник, и свеклу, и окурки, и зубную щетку? Обо всем этом расскажут на страницах книги современники художника — коллекционер Г. Костаки, композитор и дирижер И. Маркевич, искусствовед З. Попова-Плевако и др.Книга иллюстрирована уникальными работами художника и редкими фотографиями.

авторов Коллектив , Анатолий Тимофеевич Зверев , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука