Балатонский гамбит

— Унтерштурмфюрер Рашке, — доложил тот. — По приказу группенфюрера Мюллера полностью в вашем распоряжении.

— Прекрасно, я рада, — Маренн кивнула, взглянув на него. — Будем работать вместе. Как вас зовут?

— Хельмут, фрау.

— Заводите машины, Хельмут. Мы едем. Времени у нас мало, а сделать надо много. Пункт назначения — Бернау.

— Слушаюсь. Прошу в мою машину.

— Благодарю, — она поднялась на БТР. Повернувшись, махнула рукой Грабнеру.

— Всего хорошего, Алекс. Оберштурмфюрер Майер. Повреждение сонной артерии, транспортируйте крайне осторожно, — предупредила она. — В походных условиях все сделано очень тонко, можно сказать, на живую нитку, одно неверное движение — и может снова хлынуть кровь.

— Не волнуйтесь, фрау Ким, все будет в порядке, — успокоил ее шурмбаннфюрер. — Вам тоже удачи. Возвращайтесь скорее.

— Я постараюсь.

Ветер играл лепестками роз, когда Грабнер нес их из самолета в машину. Маренн вздохнула и опустила голову. БТРы один за другим выехали с аэродрома. Маренн наклонилась к связисту.

— Соедините меня с приемной бригадефюрера Шелленберга, пожалуйста, — попросила она и улыбнулась, услышав в трубке голос дочери.

— Джилл Колер, я слушаю вас.

— Ты слушаешь? Я рада.

— Мама, ты приехала? — голос Джилл радостно зазвенел.

— Да, я уже в Берлине. Но задержусь еще на несколько дней. У тебя все в порядке?

— Да, все хорошо, мама. А что это за шум?

— Это гусеницы скрипят по гравию.

— Гусеницы танка? — в голове Джилл она услышала недоумение.

— Нет, бронетранспортера. Мне сейчас неудобно с тобой разговаривать, мы скоро увидимся. Но я хотела, чтобы ты знала: я почти дома, и волноваться больше не нужно.

— Я буду ждать, мама. Приезжай скорее.

— Как только смогу, дорогая. Ты же знаешь. Спасибо, — она отдала трубку связисту. Достала сигарету. Щелкнув зажигалкой, унтерштурмфюрер дал ей прикурить.

— Благодарю, Хельмут.

Тонкая черная сигарета с золотым фильтром и волнующим запахом ментола — она сразу напомнила его страстные объятия в сторожке у Золтана, его ласку, его любовь, точно его пальцы снова прикоснулись к ее обнаженной коже. Все это было только что, всего несколько часов назад — и вот уже нет. Сердце тоскливо сжалось. Она закрыла глаза.

— Кто возглавляет делегацию Красного Креста? — она повернулась к унтерштурмфюреру, усилием воли прогоняя воспоминания. — Сэр Джеймс Кинли, если я не ошибаюсь?

— Так точно, госпожа оберштурмбаннфюрер, — ответил тот.

— У нас есть с ними связь?

— Да, конечно.

— Тогда свяжитесь с ними и скажите, что мы скоро будем. И дайте мне поговорить с сэром Кинли. Так и скажите, уполномоченный рейхсфюрера, чтобы он не сомневался, что мы настроены серьезно, и все, что мы собираемся сделать, мы будем делать не просто как одолжение, а как весьма существенный шаг от лица Германии. С ожиданием ответных шагов с их стороны. Мы сдерживаем натиск четырех крупнейших армий мира почти год, и не так уж многого они добились, так что мы имеем все основания вести себя достойно. Как вы считаете, Хельмут?

— Я абсолютно согласен, фрау.

— Тогда вызывайте сэра Кинли, зачем откладывать.

21

— Леди… Сэтерлэнд? Вы англичанка?

Сэр Джеймс Кинли, официальный представитель Красного Креста, ждал их, согласно договоренности, в холле гостиницы «Фридрихпалас» в Бернау. Когда Маренн вошла, он поднялся с бархатного дивана — лет сорока, чрезвычайно ухоженный, в идеально сидящем светлом костюме с гладко прилизанными светлыми волосами. Даже излишне ухоженный, показалось Маренн. Почти по-женски.

— Вы представитель рейхсфюрера? — он смотрел на нее светлыми, почти прозрачными глазами с явным удивлением, весь какой-то бесцветный, словно изрядно застиранный лоскут.

— Да, вот мои полномочия, — она протянула англичанину документ. — Я оберштурмбаннфюрер войск СС, сотрудник Главного медицинского управления СС. Если вам, по совершенно очевидным причинам, неприятно произносить мое звание, сэр, то вы можете называть меня «госпожа офицер». Меня это нисколько не обидит.

— У вас прекрасный английский, вы имели отношение к Англии? — Кинли вернул ей бумагу с подписью Гиммлера, едва взглянув на нее. На ослепительно белом манжете блеснула круглая сапфировая запонка в окружении мелких бриллиантов.

«Оделся, как на парад, — подумала Маренн. — Как он будет во всем этом осматривать узников, ведь он должен освидетельствовать и принять каждого. Очень странный господин. Или он считает, что это я ему буду их показывать, а он только головой кивать, подходит или не подходит?».

— К Англии я имела отношение очень давно, — ответила она сухо, — еще в юности. Мой первый муж был англичанином. Но он умер. Вскоре после окончания Первой мировой войны.

— Мой помощник унтерштурмфюрер Рашке, — обернувшись, Маренн представила офицера за своей спиной. — Я полагаю, нам следует выехать немедленно. Не будем терять время. Ваши люди готовы? — она взглянула на Кинли. Тот как-то странно мялся. — Вас что-то смущает? — спросила она с недоумением. — Все адреса указаны в приказе. Они согласованы с вашим руководством. У вас есть возражения?