Балаустион

Леотихид тыльной стороной ладони вытер выступивший на лбу пот.

– Если у тебя есть другое предложение, как остаться в живых, то я готов его выслушать.

– Другая возможность – немедленно, этой же ночью, отправиться в добровольное изгнание, – голос царицы прозвучал резко. – Если вам недостает духу править, храбрецы, то отправляйтесь, вы еще молоды, и, может быть, когда-нибудь сможете вернуться. Я, что бы ни случилось, останусь в Спарте – не собираюсь разделить судьбу негодяя Павсания и встретить остаток жизни и смерть на чужбине.

– Прошу тебя, мать, давай оставим изгнание напоследок! – поднял руки Леотихид и повернулся к брату. – Твое слово, государь. Времени на долгие раздумья, увы… Ночь не бесконечна.

Некоторое время Эвдамид молчал, полузакрыв глаза. Мощные руки царя были скрещены на груди, вздымавшейся от тяжелого дыхания, на шее билась толстая синяя вена. Когда он открыл глаза, кровь отхлынула от его лица, губы посерели, но голос был тверд.

– Быть посему. Я уже ступил на эту дорогу и по пояс вымазался в крови и грязи – что прибавит еще одно злодеяние? Оправляйся туда, брат, и сделай все, что сочтешь необходимым. Тебе нужны еще люди?

– Нет, – покачал головой элименарх. – У меня эномотия телохранителей и шестеро твоих номаргов, а в доме их едва дюжина. Справимся.

– С одним условием – ты сам в драку не полезешь, – тяжелая рука брата опустилась Леотихиду на плечо. – Поклянись.

Леотихид с досадой поглядел в карие глаза царя.

– У меня дурное предчувствие, – нехотя пояснил тот. – Не хочу, чтобы ты сложил голову в этой дурацкой бойне. Такая победа мне не нужна. Ну?

– Хорошо, – помявшись еще полминуты, вздохнул элименарх. – Клянусь.

– Ступай, Львенок, – Тимоклея подошла и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала младшего сына в щеку. – Убей их всех, а объяснение мы придумаем. «Чем грандиознее ложь, тем охотнее в нее поверят» – так говаривал ваш отец. Да будут боги на твоей стороне.

– Ну, одна-то богиня уж точно будет, причем с мечом, – рассмеялся элименарх. – Идем сражаться, моя Паллада!

– С тобой – хоть в Тартар, мой герой, – одними губами прошептала Арсиона.

Встретившись в просторной прихожей, они обнялись так, словно не виделись месяцы, а не какой-то час-полтора. Лих тут же повел вновь прибывших наверх, в комнату, где держали Эпименида. Эфор подозрительно посмотрел на следы крови на полу, – трупы «спутники» предусмотрительно убрали – но ничего не сказал. Проводив изумленным взглядом поднимающегося по лестнице вслед за Пирром Иамида, Леонтиск переглянулся с Галиартом и повернулся к задержавшемуся внизу Леониду.

– Я сплю, наверное… Что происходит, во имя богов, Леонид? Или… я должен теперь говорить «господин стратег»?

– Не мешало бы… но сегодня ночью законам позволено спать. Олимпионик Аркесил, ваш вестник, не добрался до полемарха Брахилла, но нашел убежище в доме эфора Фебида.

– Аркесил жив? – у Леонтиска словно гора с плеч упала. – Полиад хвастался… и бросил нам его костыль. Он, правда, говорил, что Аркесил жив, но я не верю этим леотихидовским собакам.

– И зря – на этот раз он сказал правду. Хотя люди элименарха очень старались, чтобы наш олимпионик не смог раскрыть рта. Исад спас его.

– Вот как?

«Он и меня спас, – вспомнил Леонтиск. – А все прикидывается, что не любит нас, эврипонтидов».

– Аркесил не мог предупредить Пирра, поэтому я отправился туда вместо него.

– Но каким образом Иамид, тюремщик царевича, прибыл сюда «верным слугой Эврипонтидов»? – воскликнул Галиарт, потрясенный не меньше Леонтиска. – Я сам слышал из-за двери, как он это сказал.

Леонид пожал округлыми плечами.

– Когда я прискакал в дом, царевич и гиппагрет были в библиотеке. Кажется, беседа шла к концу. Меч номарга был почему-то у Пирра, и выглядел Иамид каким-то пришибленным. Со слов Аркесила я рассказал, что вы попали в засаду, и царевич, повернувшись к номаргу, сказал: «Пришла пора выбрать, Иамид», или что-то вроде этого. И тот ответил: «Я с тобой, наследник», принял меч, и поехал с нами.

– Чудеса, клянусь Меднодомной, – покачал головой Леонтиск.

– Вот-вот. Я думаю, царевич Пирр… ну… вроде заколдовал его, – серьезно проговорил сын наварха. – Есть такие люди – смотрят тебе в глаза, говорят что-то и ты им подчиняешься, даже против воли. Я как-то встречал такого… В море дело было, отец как-то взял меня с собой в плаванье. Двое матросов, подвыпив, пристали к пассажиру, какому-то жрецу, или волхву, кто там его разберет. Хотели потрясти его малость, поискать серебро, – а, может, шутковали со скуки. Так он только поглядел на них, сказал что-то неразборчиво – и они, как были, в одежде и сапогах, прыгнули за борт. Пришлось убирать весла и вытаскивать этих бедолаг. Я тайком рассмотрел этого волхва – глаза у него были черные, блестящие, выворачивающие тебя наизнанку. У нашего царевича такой же взгляд. Ему бы и остальных номаргов заколдовать – тех, что снаружи, во дворе.

– Теперь они не сунутся, раз эфор здесь. Сдается, мы победили, дружище. Сейчас Фебид допросит Эпименида, и все встанет на свои места.