Балаустион

Неудивительно, что Леонтиск, которому случилось появиться в доме Менапия как раз в этот злосчастный день, застал доброго знакомого в крайне подавленном настроении. Старый кузнец совсем отчаялся – у него было много друзей в городе, но все не того ранга, чтобы тягаться с аристократами. Молодой воин постарался ободрить кузнеца: как сын стратега, он имел кое-какие знакомства, могущие принести пользу. Первым он обратился к Терамену, влиятельному афинскому гражданину, известному своей справедливостью. Выслушав горячий рассказ юноши, Терамен обещал помочь. Именно благодаря его заступничеству дело получило широкую огласку и вызвало громкое возмущение свободолюбивых граждан полиса. Стратег Никистрат, отец Леонтиска, тоже выступил на стороне привлеченного к суду афинянина. Одним словом, шума получилось много, и в конце концов Корнелий Бальб отбыл домой ни с чем. А Леонтиск получил вечного и благодарного друга, признательность которого нынче вылилась в подарок, грозно оттягивавший пояс.

Предаваясь этим воспоминаниям, молодой воин не забывал о цели своей прогулки. Ею являлся дом уже упомянутого нобиля Терамена, доброго друга и умного политика. У него сын стратега собирался получить временное пристанище, так как после сегодняшних событий оставаться в доме отца было невозможно. А если хорошо подумать, то и в Афинах задерживаться не след. Но для начала следовало исполнить поручение царевича Пирра и заодно обсудить с мудрым старшим другом зловещие открытия. Терамен подскажет, как быть. Он всегда точно знает, что и как нужно делать, так что не стоит самому ломать голову.

Эти мысли вкупе с радостью от подаренного чудо-меча рассеяли гнев, вызванный предательством отца. Леонтиск успокоился и преисполнился надежд на лучшее – молодость беспечна. Прибавив шаг, молодой воин лихо подмигнул двум строившим ему глазки простолюдинкам, азартно перепрыгнул соскочившую с проехавшей мимо телеги ополоумевшую курицу, затем нырнул в проулок, дабы сократить путь, сделал еще дюжину шагов…

…и остановился. Неширокий проход решительно перегородила шестерка воинов в доспехах городской стражи. Стояли уверенно, спокойно, и ожидали именно его, сомневаться не приходилось. Прохожие-горожане, шестым чувством ощущая угрозу, исходившую от людей с оружием, с опаской переглядывались, жались к стенам домов и торопились скорее пройти мимо. Седьмой стражник, стоявший чуть впереди остальных, ростом уступал Леонтиску и был поуже в плечах, но его поза и осанка выдавали надменность и привычку повелевать. Смуглый цвет прыщавой кожи, большой бесформенный нос, острые, точно звериные, уши, гаденькая улыбочка, растянувшая тонкие, змеиные губы, – увы, это лицо было хорошо знакомо Леонтиску. Звали этого молодого военного, уже носившего на плече значки хилиарха, Клеомед, и был он сыном архонта-басилевса Демолая. Того самого, после визита которого отец завел свой отвратительный разговор. Сын стратега редко бывал в Афинах и не нажил себе здесь врагов. Почти – Клеомед был исключением. Леонтиск сдержанно выдохнул: весь предыдущий опыт общения с этим человеком говорил о том, что нынешняя встреча не предвещает ничего хорошего.

– Авоэ, какие люди посетили наш город! – с фальшивой улыбкой протянул Клеомед, медленно и вразвалку двинувшись навстречу сыну стратега. – И что же привело в наш веселый, развратный полис этого выдающегося воина, истинного спартанского героя, чистого умом и сердцем? Или надоела лаконская свинячья похлебка, потянуло на сдобные булочки, а?

– Не тебе, выросшему на этих булочках, судить о пище настоящих мужчин, клянусь Меднодомной! – процедил сквозь зубы Леонтиск, натягивая на лицо маску холодного презрения.

– Меднодомной, бездомной, – кривляясь, передразнил хилиарх. – Ты поглянь, он и божится уже по-спартански, и волосенки отпустил, как у портовой шлюхи. Не на заработки ль ты к нам приехала, кузина Леонтина?

Воины за его спиной с готовностью заржали. В то же время, заметил Леонтиск, они начали потихоньку брать его в полукольцо.

– Ты бы попридержал свой поганый язык, Клеомед. Или думаешь, твои головорезы, переодетые стражниками, помешают мне выдрать его из твоей вонючей пасти? – говоря это, Леонтиск оценивающим взглядом осмотрел окрестности: если дойдет до схватки, хотелось бы иметь за спиной стену.

– Ха-ха! Ошибаешься, дурачок, эти люди – настоящие стражники. А я – тысячник городской стражи. Настоящий! Хочешь потрогать?

Клеомед подошел еще на шажок ближе. Голос его был сладким, но в глазах – Леонтиск это явственно видел – плескались искринки злобы.

– Больно надо, руки марать! Хватит крутить, Клеомед. Какого пса вам от меня надо?

Наклонив голову набок, Клеомед сделал долгую театральную паузу, глядя на собеседника с фальшивым сожалением. Где-то неподалеку в верхнем этаже с лязгом распахнулась рама, и хозяйка шумно выплеснула содержимое ведра на мостовую, после чего окно с грохотом закрылось.

– У меня предписание на твой арест, – хилиарх соизволил, наконец, разлепить тонкие губы. – Наверное, твоя прическа показалась подозрительной городским властям…