Балаустион

Страхи Галиарта подтвердились: город встретил их молчаливой враждебностью. Завидев царевича и его конвой, спартанцы останавливались и провожали его взглядами, исполненными презрения и ненависти. Иногда звучали проклятия и издевательства, но хуже всего было именно молчание — зловещее, иссушающее и липкое. Дорога к улице Медников превратилась для Пирра — и страшно переживавшего за царевича его окружения — в настоящую пытку. Последней каплей явилось зрелище почти пустого двора особняка тетки Ариты. Двенадцать дней назад, когда они уезжали, двор был заполнен толпой молодцеватых вооруженных граждан, сейчас же у ворот стояли лишь несколько товарищей по агеле.

Пирр, однако, держался стойко. Ровно и дружелюбно попрощавшись с конвоирами-номаргами, он поприветствовал друзей и прошел в дом. Остальные, в том числе и Иамид, пошли за ним.

Когда смешанный отряд из эврипонтидов, воинов Священной Моры и номаргов ворвался в один из потайных коридоров Персики, где разыгралась последняя битва мастера-убийцы, Леонтиск едва ли представлял, что ему придется сделать, чтобы не дать Горгилу раскрыть рта. Но ничего не потребовалось — злодей был бесповоротно, непостижимо мертв. Афинянин стыдился мысли, что испытает облегчение и радость, боялся, что придется скрывать их перед хмурыми и злыми друзьями. Зря беспокоился — смерть проклятого врага не принесла ничего, кроме тоски и пустоты. Неудовлетворенная жажда мести царапала душу горячими когтями, и шанса когда-нибудь избыть эту боль больше не было.

Странные чувства — ведь зловещая тень предательства, затмившая свет жизни молодого афинянина и висевшая над головой дамокловым мечом разоблачения, вдруг рассеялась, и Леонтиск снова мог быть прежним, самим собой. Вернее, мог бы, если б знал, как, вот в чем была проблема. Проклятая тайна умерла вместе с Горгилом — но разве от этого сам Леонтиск перестал чувствовать себя предателем? Как ему жить с самим собой, как избавиться от чувства вины? На эти вопросы еще предстояло ответить.

В тот день номарги, почему-то не проявив к персоне афинянина ни малейшего интереса, покинули Персику вместе с Леотихидом и его лохагами. Все выглядело так, словно внешние беды исчезли, и осталось справиться только с собственными демонами. За те несколько дней, что прошли с похорон царя Павсания до прибытия триеры с царевичем Пирром на борту, Леонтиск несколько оправился, научившись заглушать боль мечтами о будущем. Мечтами, преимущественно окрашенными в радужные тона. Леонтиск уже твердо определил свое будущее, крепко связав его с судьбой спартанского царевича, который когда-нибудь станет царем. Обязательно станет, опровергнув нелепое обвинение в убийстве отца. Пока во главе лакедемонских судей стоит эфор Фебид, справедливейший из людей, по-иному и быть не может.

И когда получат по заслугам враги, когда залечатся раны и оплаканы будут потери, настанет пора отпраздновать победу и повеселиться. Уж он, Леонтиск, предоставит друзьям такой повод, ведь ждет его в родных Афинах некая прекрасная и бесшабашная дочка архонта.

Свадьба! Устроим ее с великим размахом. Все-таки он не кто-то там, а спутник самого царевича Спарты. Молодой Эврипонтид будет шафером, об этом существовала давнишняя договоренность, так что церемония, без сомнения, пройдет с большой помпой. Соберется пол-Спарты, нужно не забыть пригласить и некоторых из афинян. Обязательно — доброго Терамена Каллатида, который столько сделал и делает для них обоих. И старину Менапия с его семьей, — Леонтиску еще предстоит очень тяжелый разговор с обоими отцами по поводу злосчастной гибели их сыновей. Простят ли они его?

Леонтиск вздохнул. Есть и еще одна проблема: приглашать ли собственного отца? Еще пару месяцев назад, до злосчастной поездки в Афины, молодому воину и в голову не пришло бы задать себе подобный вопрос. Но теперь, когда отец оказался одним из тех, кто готовил убийство царевича Пирра… По существу, отца нужно считать теперь врагом. Однако все в душе Леонтиска протестовало против такого решения. Как же так? Никомах всегда был добр к сыну, принимал участие в его воспитании, всегда помогал советом и деньгами, гордился им, и совершенно искренне желал ему счастья… И теперь все это — псу под хвост только из-за того, что жизнь привила Леонтиску иные политические пристрастия? Политика отнимет у сына отца, а у отца — сына?

Смириться с этим было невозможно. Нет, они просто обязаны помириться. Если отец признает право сына на самостоятельное определение своих взглядов и своей судьбы, Леонтиск найдет в себе силы простить отцу участие в гнусном заговоре. И, может быть, сможет уговорить Пирра не питать ненависти к афинскому стратегу. И тогда присутствие отца на свадьбе станет возможным. Увы, в отношении родственников Эльпиники на такой прогресс нечего было и рассчитывать. Хвала богам, что сама она — девушка решительная, и не побоится покинуть семью ради новой жизни с любимым.