Балбес – единственный и неповторимый. Дилогия (СИ)

Вскоре, появился дополнительный предмет мебельного искусства, кувшин, примерно литра на полтора и два серебряных кубка. А через несколько минут вошел и ожидаемый мною воин. Выглядел он неважно, темные круги под глазами, усталый вид, плечи слегка ссутулились. Нелегко ему в сложившейся ситуации. Я поднялся к нему на встречу, все-таки он старше меня, да и я тут гость, немного уважения проявить стоит.

— Добрый день, капитан Гордион! Я прошу прощения, что не смог лично прийти к вам, но, как вы знаете, мне запрещено покидать эту комнату, а поговорить с вами хотелось. Наше знакомство началось не совсем дружественно, поймите я вас не в чем не упрекаю. Вы действовали по обстоятельствам, и большое спасибо, что не убили меня. Тем не менее, я бы хотел начать все с чистого листа, и не согласились бы вы выпить со мной немного вина и помочь в одном маленьком деле? — поприветствовал я вошедшего, протягивая ему руку, на которую он с вопросов уставился. Значит этот жест у них не в ходу, поэтому требуются пояснения. — В моей стране люди пожимают друг другу руки, в знак мирного и дружественного отношения.

— Благодарю за приглашение, господин Воронов, я полностью к вашим услугам. — Ответил он, пожимая протянутую руку. — Чем могу быть полезен?

Мне понравилось, как он говорил, спокойно, с достоинством, не унижаясь и не заискивая, настоящий воин, знающий себе цену.

— Для вас просто Тимэй, — сказал я, представляясь новым именем и наполняя бокалы — и-эх, выпить бы сейчас «мировую», да время не подходящее.

— Что значит «мировую»? — невольно заинтересовался он, принимая емкость с вином.

— По нашему обычаю, если двое поссорились, или возникли какие-нибудь разногласия, то при примирении необходимо напиться до такого состояния, что бы ходить не могли.

— Интересный обычай, а почему так сильно?

— Ну а как же? Что и трезвого на уме, то у пьяного на языке, если напились и по физиономиям друг другу не настучали, значит, точно помирились. — Ухмыльнулся я, отпивая глоток вина. Неплохое, надо признаться, на мою любимую «Хвачкару» похоже.

Гордион задумался, поднес бокал ко рту, улыбнулся и наконец разразился оглушающим хохотом. Смеялся он самозабвенно, откинувшись в кресле, едва не расплескивая вино. Успокоившись, он вытер выступившие слезы и взглянул на меня с интересом.

— А вы очень необычный человек, господин Тимэй! Зовите меня Гор. Я рад нашему знакомству, и думаю, мы еще выпьем с вами «мировую». Сейчас действительно, немного не то время, — он слегка помрачнел — так чем я могу вам помочь?

— Дело в том, что у меня здесь находятся несколько мечей, изготовленных в моем мире одним хорошим мастером. — Который сейчас материт меня последними словами, прости Петрович, я не хотел.

По загоревшимся глазам гора я понял, что нахожусь на верном пути. Ну еще бы!

— Я не воин, в вашем понимании, я не умею сражаться мечом, в моем мире их давно не используют для битвы, поэтому, я не могу оценить качество. Надеюсь, вы мне поможете? — сказал я, развязывая рюкзак.

Развязав, я сдернул мешок и достал первый подвернувшейся меч. Это был красавец-бастард, в деревянных ножнах, обтянутых черной кожей, с бронзовой чеканкой по ней, так же, с бронзовой крестовиной и яблоком. Не вынимая из ножен, я протянул, рукояткой вперед ожидающему Гору. Тот, плавно и неспешно вытянул сверкающий клинок, порадовав меня изменением выражения лица. Поначалу, на нем читался интерес, потом недоверие, следом изумление и наконец, восторженность. Капитан тщательно осмотрел заточку, прозвонил ногтем клинок по всей длине, проверил балансировку и, подскочив, бросился к двери. Распахнув ее он отрывисто приказал: «Чурбан, ветки, старые доспехи, быстро!» Ой-ей, а меня, оказывается, охраняют. Или стерегут. Что же, этого следовало ожидать.

Пока затребованные предметы несли, Гор, передвигаясь по комнате, произвел несколько фехтовальных движений. Смотреть на него было приятно, движения плавные, даже танцевальные, клинок, то сновал как спица, то замирал, что бы в следующее мгновение превратиться в сияющий круг. Наконец, в комнату вошли два солдата, в кирасах, шлемах и с мечами на поясе, и занесли приличных размеров чурку, несколько палок, сантиметров пяти в диаметре, обрывки кольчуги и ржавый шлем. Оставив все это, они удалились.

— Вы позволите? — Гордион, положив одну палку на чурбан, спросил меня.

— Разумеется, продолжайте! — разрешил я.

Хрясь, ветка разлетелась на две половинки, а клинок глубоко застрял в чурке. Гор, пробормотав себе под нос, что-то явно не печатное, высвободил лезвие. Следующий удар он наносил уже осторожнее. Хрясь, хрясь, хрясь. Переколов все дрова, он накинул кольчужные лохмотья — бдзинь, и они расползаются как гнилая тряпка. Располовинив напоследок ни в чем не повинный шлем, Гор внимательно осмотревший лезвие, вложил клинок в ножны, подойдя к столу набулькал себе полный кубок вина и осушил его одним глотком. Силен, мужик, грамм 350 и не поперхнулся даже. Устало сев в кресло, Гор посмотрел на меня.