Балерина из трамвая

Маша Скворцова Балерина из трамвая

Как-то раз я возвращалась с работы в трамвае. Трамвай ехал через Троицкую в сторону Соборной площади.Он был почти пуст, кондуктор и два пассажира: я и пьяная женщина в конце вагона напротив дверей. Пьяная женщина обратилась к нам и сказала:"А знаете, я когда-то была балериной. Танцевала на сцене в Театре оперы и балета". Наступила тишина, нам с кондуктором было нечего сказать, мы встретились с человеческой трагедией.

Галина, так звали женщину, так звали женщину в трамвае, в молодости была ведущей танцовщицей в театре. Изящная красавица с самолюбивым характером, она стремилась ко всему, что давало ей возможность подняться еще выше, еще ближе к своей мечте. Её упорство заставляло с раннего детства десятилетиями оттачивать свое мастерство. Она не была лишена сентиментальности, но при этом не привыкла отслеживать свои эмоции и анализировать переживания. Будучи волевым человеком, она была чужда рефлексии. Возможно, именно поэтому несправедливость больно задела её.

Её жизнь можно назвать чередой взлетов и падений. Правда, взлеты были закономерными, заслуженными трудом и талантом, а падения, возможно, от превратностей судьбы, от слишком сильного желания во всем получать максимум от жизни, от перфекционизма и ранимого характера. Самое тяжелое из этих падений, как хорошо, что сейчас она наконец-то могла думать об этом с иронией, было десять лет назад, в середине осени.

Труппа Театра оперы и балета должна была участвовать в опере, которая будет проходить в Петербурге в Мариинском театре и Галя была выбрана в качестве ведущей танцовщицы. Это был шанс уехать из провинции в северную столицу, шанс прикоснуться к своей мечте, которого она ждала всю жизнь. Она тренировалась дни напролет и в её душе мысли о возможном триумфе сменялись мыслями о провале, и так происходило изо дня в день, что выматывало её физически и душевно. В какой-то момент она перестала спать. Это сказалось на её настроении и на одной из последних репитиций она поссорилась с художественным руководителем и это ссора стала роковой для неё. Поэтому в последний момент решений о том, кто поедет в Петербург было принято в пользу другой девушки из кардебалета, как оказалось племянницы Директора театра. Это стало для Гали ударом. Было такое ощущения, как будто тщательно построенный замок с башенками, лестницами, балконами и садом вокруг , ухоженный и взлелеянный годами трудов и любви, был разрушен. С этого момента не за один день, а за некоторое время театр, все связанное с ним и даже танец как таковой вызывали сначала боль обиды, как свидетели её позора, а затем и вовсе отвращение. Этой болью обиды было отравлено всё её существование. Даже во сне, когда наконец-то наступает долгожданный отдых от земной суеты, она видела смех и презрение в глазах участников своей труппы и ощущала стыд и боль. По утрам она просыпалась, Умывалась, ела, шла в театр и танцевала, как она говорила позже, как в немом черно-белом фильме про себя, где она – главная героиня, но сценарий ей не известен и не интересен, автоматически, без участия души. Что-то надломилось в ней и постоянно приходила одна мысль – так дальше продолжаться не может.

Вечером она приходила в свою, ставшую безразличной, когда-то уютную квартиру недалеко от Театра оперы и балета, зажигала лампу в торшере и сидела так часами, слезы лились из ее глаз, беззвучно капая вниз. Обида от случившейся несправедливости как едкая кислота затапливала мир вокруг и, однажды, чтобы перебить её горький вкус, она открыла бутылку красного вина, подаренного ей на День рождения одним поклонником, и пригубила всего один глоток. Вкус ей понравился. Терпкий вкус лета далекой южной страны, где пахнет морем и солнцем, согрел её своим теплом, ей стало так спокойно и оттого хорошо. И теперь, вечерами, часто она пробовало вино и однажды даже пришла в театр в состоянии легкого похмелья.

Утро выдалось ясным. Галя даже пела, идя расслабленным шагом по Соборной площади в театр и ей было все равно, кто и что может о ней подумать.

– Доброе утро! – сказала она уборщице при входе.

–Доброе утро! – ответила Марья Петровна и не добавила привычного "Галочка", с удивлением глядя на Галину.

Галя прошла дальше, туда, где собрался весь коллектив и худрук. Увидев её, все обернулись.

Худрук сказал:

–Великолепно! На улице утро, а Вы уже уже пьяны! Чудесно! Тогда все мы, – он обвел рукой танцовщиц и танцовщиков кардебалета, – готовимся к выстпулению, Вы позволяете себе прийти в таком виде! Как это в Вашем характере! Вы не способны контролировать свои эмоции, распущенны не уравновешены! Идите домой и проспитесь. Мы еще посмотрим, на что Вы вообще будете способны впоследствии.

Слова застряли в горле у Галины от возмущения и она хрипло и тихо выдавила:

– Я вас ненавижу. Вы – безвольный слюнтяй, который не способен отстоять свое мнение. Вы уничтожили мою жизнь, Вы разрушили её полностью. И к тому же Вы всех настроили против меня.

– Вон! Вы уволены! Пьяная истеричка!