— Ильдар говорил, что вы не такой, как остальные. Что вы Денису помогли. И что вы младшим конфет купили. Просто так. Потому, что могли.
— Да.
— А директор не поверил. Он конфеты отобрал.
— Как отобрал? — у мужчины горло перехватило от возмущения.
— Ну, конфисковал. Обидно, конечно, да только это ерунда на самом деле. И без сладкого прожить можно. А Ильдар сейчас в карцере. Он и так просужен был. Не сильно, но после отсидки в том подвале и абсолютно здоровые заболевали. Пожалуйста скажите директору, что Дар не крал эти конфеты и что их вы купили.
— Извини, малышка, я правильно тебя понял? Ильдара заперли в каком-то подвале?
— Правильно.
— Тебя как зовут?
— Настя.
— Настя, ты же сможешь меня к карцеру провести? Вашему директору я все скажу после того, как мы Дара выпустим.
— Если я вам покажу, меня там запрут, как только вы уйдете. А мне страшно. Там темно — совсем ничего не видно и холодно. Не кормят и в туалет только раз в сутки пускают.
— Можешь не бояться. Я теперь не уйду. А того, что ты рассказала уже достаточно, чтобы вашего директора посадить.
— Я же несовершеннолетняя.
— И что? Любой гражданин независимо от пола, возраста и национальной принадлежности имеет право потребовать от правоохранительных органов защиты…
— Это только на бумаге так. На деле же у меня даже заявления в полиции не примут. А если будет стоять мое свидетельство против свидетельства «достойного и уважаемого человека», кому поверят? Мне? Нет ведь. Я только проблемы лишние заполучу. Давайте вы просто господину Чаплину скажите, что Дар ничего не крал? Пусть он даже эти конфеты себе оставит.
— Мне они поверят. Если я своими глазами увижу Ильдара, запертого в этом вашем карцере.
— Они скажут, что Дар сам себя в подсобке запер, чтобы оклеветать глубокоуважаемого директора, — к ним подошел рыжеволосый веснушчатый паренек лет шестнадцати. — Плавали — знаем. Насть, ты зря это затеяла.
— Но я думала…
— Чаплин тебе этого не спустит. А какой мстительной скотиной он является тебе, надеюсь, напоминать не надо?
— Андрюша…
— Думать — это, как я погляжу не твое. Лучше бы мелким косички заплетала. Все больше пользы было бы.
— Юноша, я прошу вас воздержаться от оскорблений в адрес девушки, — ледяным тоном обронил Вадим набирая на своем комме сообщение адвокату с просьбой приехать как можно скорее. — Данные высказывания совершенно неприемлемы для воспитанного человека.
— А меня некому было воспитывать, — нагло заявил парень.
— Это прискорбно. Однако ни в коей мере вас не оправдывает. Вам не шесть, а лет на десять больше. Мужчина не должен в подобном тоне говорить с женщиной. Запомните это.
— А директора, значат, оскорблять можно?
— Тоже не стоит. Оскорбления допустимы по отношению к равному или более сильному. И высказывать их необходимо глядя в глаза. Остальное — поведение дурака и труса. Это тоже советую запомнить. А теперь вы проведете меня в карцер. Мы выпустим Ильдара. И, уж поверьте, после этого администрации ванного учебного заведения станет не до мелкой мести паре воспитанников.
После этих его слов дети переглянулись и синхронно кивнули. Может дело было в том, что майор Аверен умен быть убедительным, а может в том, что старшие ребята из Миссии Милосердия святой Елены уже кое-что знали об этом человеке?
Уже через десять минут трое ребят, не рискнувших далеко отойти от Вадима наблюдали как господин Чаплин пытается представить все так, что его оклеветали, и терпеливо ждали приезда полиции.
— Это провокация, — в очередной раз взвизгнул директор. — Кому вы верите?
— Детям, — невозмутимо ответил майор Аверин. — Не сам же себя он запер в той душной кладовке?
— А почему не сам?
— Это чисто технически невозможно. Я осмотрел замок.
— Значит, запер его кто-то из этих…
— У меня нет оснований не доверять Ильдару.
— Он вор и патологический лжец. Его ведь именно из-за этого определили именно сюда.
— Мне было шесть, когда я украл ту булочку в магазине, — вспыхнул мальчишка. — Шесть!
Возмущенное восклицание юноши директор проигнорировал и с воодушевлением продолжил:
— Господин Аверин, я понимаю, что вы — такая же жертва, как и я сам. Вас, непонятно пока еще, с какой целью ввели в заблуждения. Мне бы хотелось верить, что это всего лишь дурная шутка, но тот факт, что подобный наговор не первый в моей практике говорит о злонамеренности данного юноши. Он уже во второй раз выдвигает заведомо ложные обвинения в мой адрес. Ему по началу все верят. Ромалы, как никто умеют складно врать.
— Вы расист?
— Ни в коей мере! Но факты — вещь упрямая. Да и дыма без огня не бывает. А о его собратьях уж очень дурная молва ходит.
— Расист, — флегматично констатировал Вадим.
— Вас ловко обвели вокруг пальца эти юные аферисты.
— Господин Чаплин, прошу вас воздержаться от оскорблений в адрес детей.
— Ну, как вы не понимаете?! Я вам пытаюсь глаза открыть! Этот… молодой человек ввел вас в заблуждение не только по отношению к нашей чудесной Миссии. Он вам соврал даже в такой мелочи, как собственное имя. Никакой он не Ильдар, а Илька Мухти. Что это, если не доказательство, его паталогической неспособности говорить правду?