Немного придя в себя, Оин вошел в грот. Все было в точности так, как и на древних рисунках. Наковальня, словно выросшая посреди каменного пола. Слева, а не как обычно по центру дальней стены, стоял горн, странный, больше похожий на деревенскую печь. Справа, под рукой — широкая каменная полка, на которой вперемешку лежали инструменты и заготовки. На плоско-зеркальной поверхности наковальни покоился молот-ручник. Гному вдруг показалось, что хозяин кузницы только что был здесь, подождал, пока погаснет огонь, тщательно протер инструмент, саму наковальню — и вышел. Совсем ненадолго, сейчас вернется. Оин взял молот, взвесил в руке. Это действительно молот-ручник. Удобный, как раз Оину по руке.
Не спеша гном стал раздеваться. Снял шлем и кольчугу, отстегнул поножи и наручи. Подумав, снял кожаную, подбитую войлоком рубаху. Вместо нее достал из заплечного мешка кузнечный фартук. Проверил воду в бачке, рядом с горном.
«Ах ты, пропасть, — мысленно выругался Оин. — Угля-то нет».
В сердцах он содрал с себя фартук. Еще раз невнятно выругавшись, он начал натягивать снятую ранее одежду обратно. Чтобы достать уголь потребуется целый день, а может и больше.
Протиснувшись в кольчугу он вдруг ощутил жар, сухой и жгучий, что шел прямо от горна. Недоверчиво потрогал чугунную чашу. Горячая. Все еще с известной долей недоверия он взял с полки первую попавшуюся заготовку и бросил ее на красные кирпичи. Сначала ничего не происходило, но уже через несколько минут гном почувствовал, как нагрелся металл. А еще через столько же времени заготовка засветилась темно-бордовым цветом и продолжала накаляться далее.
Оин знал, что стена перед горном скрывает в себе дверь. Но даже своим умением «чувствовать вещи» он не мог уловить ее присутствия. Во всем мире, это было, наверное, последнее и единственное место, где магия гномов оставалась действительно сильной. Ее присутствие ощущалось всюду. Например, в наковальне, которую, по преданию, вытесал из скалы государь Дарин. В горне, который нагревался сам по себе, без всяких мехов и угля. В молоте-ручнике, что подарил Дарину сам Махал-Создатель и который приходился каждому по руке. Говорят, что этот молот невозможно украсть или даже вынести из кузницы Дарина. Потолок грота скрывался во тьме, стены поднимались на немыслимую высоту. Предания гласили, что волшебным образом этот грот соединен с кузницей Махала, и создатель гномов сверху может наблюдать за работой своих сыновей. Магия была и в двери, которую нельзя было открыть никакими силами.
Как бы то ни было, Оину предстояло сейчас тяжелое испытание. Испытание трудом.
«Только в работе откроются двери» — гласили буквы, выбитые при входе в кузницу.
Эти же слова повторял Оин, взявшись за первую поковку. Это будет полоса на разбитую орками дверь в грот. Да, достаточно просто, но и дверь не маленькая. Еще потребуются уголки, крестовины, несколько костылей, просто листы железа, скобы, засов. Заготовок ему хватит, они появляются на полке, стоит протянуть руку. Ведь сам Махал-Создатель следит. Если ему нравится работа и мастер, то он всегда поможет, и инструментом, и железом.
На несколько часов Оин перестал думать. Он превратился в механизм, придаток к молоту, горну, заготовке, клещам, мерилу.
— Там, там, там — там, — пело железо.
Оин ощутил холод в животе и остановился, пока перегревалась очередная поковка, чтобы перехватить кусок крама с глотком воды. Время от времени он поглядывал на стену, но проход не открывался.
— Дан — тан, дан — тан, — жаловался металл на силу рук гнома.
Первая створка готова, теперь пора приниматься за вторую.
Оину казалось, что это никогда не кончится. Вторая половина двери вдруг далась гораздо труднее, чем первая. Усилием волигном стал контролировать движения. Он заметил, что начал суетиться, делая вместо двух ударов — три. Но вот и вторая готова, не так уж много времени прошло, всего ничего… Трое суток. Три раза солнце всходило на востоке и заходило на западе. Но отсюда, из сердца Мории, это незаметно.
«Махал сердится на меня. Я великий должник, на мне долг, его не исправить любым трудом», — думал Оин, едва держась на ногах. Мысли его начали путаться в сознании. Меч, который он начал ковать, уже несколько раз пытался вырываться из клещей. Удары становились все реже, пока не пропали совсем. Обессилено понурив голову, коренастый гном стоял и спал.