Вместо бетонных заборов я видел свежевыкрашенные деревянные палисадники. В длинных гривах крестьянских коней красные помпончики. Жилые дома украшены резными деревянными наличниками и металлическими решетками. Я видел оригинальные пугала на огородах и простые деревянные кресты под покрытыми дранкой крышами: они, как пишет Старки в Raggle-Taggle, «говорят об очаровательной скромности религии, которую исповедуют крестьяне».
В течение нескольких дней путешествия по Буковине мне попались на глаза лишь один или два трактора; местные крестьяне пользуются мотыгами и серпами. Но из всех регионов страны, которые я уже повидал и которые мне предстояло увидеть позже, сельская часть Буковины, расчерченная зерновыми и картофельными полями, оставляла впечатление наиболее процветающей и благополучной.
Джон Рид проехал по Южной Буковине в повозке, которую одолжил ему местный фермер-еврей: «Здесь земля застыла величественными волнами. ‹…› Края холмов обрываются в долины, как резкое падение сокола. На пестрых склонах множество рощиц, издалека пушистых на вид. Далеко на западе уходит за горизонт бледно-голубая гряда Карпатских гор. В огромных складках местности прячутся утопающие в деревьях поселения с глинобитными домишками, неровно и прекрасно вылепленными вручную, выкрашенными безупречно белой краской и аккуратно крытыми соломой».
Поразительно, но здесь мало что изменилось. Леса Буковины, похоже, существуют в райской петле времени. Здесь я путешествовал пешком и автостопом, поднимая указательный палец (в отличие от остальной Румынии, где голосуют большим пальцем). Автостоп в Румынии не требует особой смелости, как в иных местах. В данном случае безумство Чаушеску сработало в мою пользу. Нехватка личного транспорта, кошмар железнодорожных поездок и коллапс системы междугородного автобусного сообщения сформировали неформальную сеть взаимопомощи автомобилистов, действующую по всей стране. В сельских районах Румынии голосуют все, от детей до бабушек. Большинство водителей останавливаются. Я собирался в основном ходить пешком и испытывал даже некоторое разочарование, когда рядом со мной останавливалась машина, притом что я и не выставлял палец. По традиции таксисту платят примерно 10 % от стоимости поездки. Но, когда водители выясняли, что я американец, они обычно отказывались брать мои леи. Прошло всего несколько месяцев после революции, и встреча с человеком с Запада для румын, погрязших в рутине, пока еще была в новинку.
После нескольких дней такого блуждания я захотел посмотреть монастыри Буковины, о которых упоминал Поручиуч, и поговорить с их обитателями. Но для этого мне нужен был переводчик. Я нашел его в туристическом бюро в Сучаве, главном городе Буковины. Переводчика звали Мирча, так же как моего друга из Сфынту-Георге. Позже он рассказал: «Отец с матерью хотели назвать меня Михаем, а не Мирчей. Но при коммунистах имя Михай вызывало подозрения из-за короля Михая, живущего в Швейцарии. Так что перед Богом я Михай». В дальнейшем, чтобы избежать путаницы, я буду называть его Михаем.
Сучава – современный город, выстроенный на руинах от бомбежек советской авиации во время Второй мировой войны, поэтому один из немногих в Румынии, не имеющих своей особой атмосферы. И при этом он не вызывает такого гнетущего ощущения, как другие города и села. Здесь много парков, качество строительства (по румынским стандартам) высокое, жители не выглядят подавленными. «Бухарест гораздо дальше от Сучавы, чем Яссы, и австро-венгры оказали хорошее влияние», – пояснил Михай.
При нашей первой встрече в Сучаве Михай пригласил меня в местный бар, довольно безвкусно оформленный коврами машинной работы, которые были и на полу, и на стенах. В этой странной и обезличенной обстановке Михай совершил ритуал, аналогичный тем, что совершали и другие румыны, с которыми я встречался: он изложил мне историю своей жизни.
Михай родился в 1959 г. в Трансильвании, в городе Тыргу-Муреш, который исторически был яблоком раздора между румынами и венграми. Отец Михая румын, мать венгерка.
Перед Второй мировой войной отец Михая работал бухгалтером на целлюлозно-бумажном комбинате, которым владели евреи. Во время войны Тыргу-Муреш, как и почти всю Трансильванию, оккупировали венгры, союзники нацистской Германии. Хозяина-еврея отправили в концлагерь, откуда он не вернулся. После войны коммунисты под руководством Георгиу-Дежа, консолидируя власть, прибрали к рукам комбинат, а отца Михая оставили на месте бухгалтера.