Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю

Штефан Великий твердо установил северную и восточную границы Молдавии по Днестру. В настоящее время они проходят в 80 километрах в глубине бывшего Советского Союза. На Днестре Штефан возвел несколько крепостей для защиты своих романских владений от русских и турок. Михай перечислил мне их названия: catatea [крепости] Алба, Тигина (Бендеры), Орхей (Оргеев), Сорока (Сороки), Хотин. Поскольку монастырь Путна располагался глубоко в лесах и далеко от врагов, Штефан распорядился, чтобы его похоронили здесь, где могила была бы под надежной защитой. Но начиная с 1940 г., за исключением краткого периода оккупации Северной Буковины армией Антонеску, могила Штефана находилась практически на советской границе.

Мы вошли в церковь: молдавский пантеон. В первом зале мраморные саркофаги, в которых хранятся останки королей Петру Рареша и Богдана Кривого[38], жены Петру Рареша Марии и дочери Штефана Великого, тоже Марии.

Подсвечивая себе фонариком, Михай провел меня в последний зал за алтарем. Слева я увидел гробницу второй жены Штефана и двух их сыновей, умерших в детстве от болезней. Справа простая гробница каррарского мрамора самого Штефана чел Маре. Гробница покрыта румынским красно-сине-желтым триколором, на котором лежат свежие цветы. Высоко над гробницей висит канделябр, украшенный семью яйцами страуса, которые были снесены при жизни Штефана.

Холодное, голое каменное окружение вызывает ощущение торжественной строгости. Над входом в неф смутный портрет маслом сурового Штефана. «Ни один румынский художник, – пояснил Михай, – не смеет нарисовать портрет улыбающегося Штефана, пока вся Бессарабия и Северная Буковина не объединятся с остальной Молдавией под румынским флагом, чтобы могила Штефана и остальных оказалась снова в глубине молдавской территории, защищенной от славян». Михай произнес это совершенно спокойным тоном, сухо, словно хотел сказать: «Так к этому относятся люди, нравится вам это или нет».

Глава 9 Голоса Трансильвании

Именно на равнинах режим вцеплялся зубами в население. Как и в Средневековье, горы представляли собой природные оборонительные сооружения. Перебираясь из Буковины через Карпаты на запад, я видел мало следов коллективизации. Характерными чертами ландшафта были скорее дерево и природный камень, нежели бетон и металлические конструкции. Бесконечная дорога тянулась вниз, и я даже несколько минут проехался на задке leiterwagen, но понял, что пешком получится быстрее. Автомобили попадались очень редко. Мне представилась возможность увидеть кусочек румынской глубинки в очень любопытный исторический момент: после революции, что позволило мне путешествовать свободно, но до того, как начался процесс модернизации.

Первым городом в Трансильвании на моем пути оказался Тыргу-Муреш. Я прибыл утром, когда солнце съедало остатки тумана с окружающих холмов. Предо мной открывались очертания островерхих крыш, шпилей, свинцового цвета куполов. Я стоял на обширном зеленом пространстве, которое называется площадью Роз. Ее окружали различные статуи и фасады зданий в стиле готики и барокко. В отличие от Ясс здесь есть католические церкви, и не только румынские, но и венгерские. На улице слышался язык народа, покорившего Центральную Европу, но не Балканы. Осматривая площадь, я ощутил своего рода уют и отсутствие отчужденности – производного от мощного и в принципе непрерывного культурного развития, символом которого является вертикальная архитектура. Это культура кофеен, хотя тут много лет не было кофе. Я снова оказался в Центральной Европе, хотя и на самых ее задворках.

На Западе само слово «Трансильвания» вызывает ассоциации с волчьим воем, ночными грозами, злобного вида крестьянами и образом графа Дракулы в исполнении Белы Лугоша. На самом деле у Влада Цепеша, исторического прототипа Дракулы, был замок в Валахии. А роман Стокера имеет больше отношения к реалиям Буковины и Молдавии, нежели Трансильвании.

Я не педант. Валахия, Буковина и Молдавия – это Восток, мир православного христианства, народных поверий и мистического экстаза. А Трансильвания, по сути, часть того, что для Востока является не более чем предметом осмеяния: западного мира.

На пристрастный взгляд историка Джона Лукача, западная идентичность Трансильвании – «ключ к ее истории» и к ее «человеческой фауне». Лукач утверждает:

Трансильвания знала свое высокое Средневековье, соборы, цистерцианцев, дух Ренессанса, барокко, Просвещения всех исторических эпох, которые создали Европу… и которых не знали Россия, Румыния, Молдавия, Олтения, Валахия, Бессарабия, Болгария, Сербия, Македония, Албания, Фракия, Греция и Украина.