Балканский рубеж

Он пропустил остальных вперед себя, как настоящий экскурсовод. Шаталов первым подошел к кустам. В глубине веток замер с вытянутой рукой скелет в истлевшей фуражке и лохмотьях – остатках зимнего тулупа или чего-то подобного.

– Никакие беды!

Маевский и Бармин остановились за плечом у Шаталова. Илир задержался в стороне, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Смотрите, наша, русская форма! – воскликнул Маевский. – И кокарда как у прадеда!

Он шагнул ближе, посмотрел скелету в глазницы, спросил:

– Ты кто, солдат?

Бармин покачал головой.

– Впечатляет! Но почему Хранитель Сербии – и русский солдат?

– А почему нет? – возразил Маевский. – Сорок тысяч штыков и сабель прибыли сюда в двадцатых и нашли здесь новую родину – разве они не служили Югославии? Разве не встали на ее защиту в сорок первом?

Шаталов оглянулся. Вершины холмов и гор окружали их со всех сторон. Сумерки окрасили пейзаж розовым и сиреневым.

– Как красиво! – задумчиво сказал он. – Он стоит здесь один и следит, чтобы все до самого горизонта было хорошо и правильно.

Цветко подошел к ним сзади, рассказывая:

– В апреле сорок первого мне было всего четыре. Гитлеровцы вторглись в Югославию, отец и дядья ушли в партизаны – кто к четникам, кто к Тито. Мама жила в страхе – за нас больше, чем за себя, но разве это можно понять в четыре года? Брат притаскивал меня сюда на закорках. Мы вставали перед Хранителем, отдавали честь и говорили: «Храбрый солдат, помоги защитникам Сербии! Прогони врага, сохрани наш дом»… Да много чего говорили. Потом я даже учеников сюда водил, и не один раз. Давно, конечно. До сих пор кажется, что пока он держит винтовку…

Цветко повернулся к Хранителю и только сейчас увидел, что рука солдата пуста и нет никакой винтовки.

– Нет! Как?! Не может быть! Подождите!

Он упал на колени, на четвереньках вполз в куст, стал шарить руками в колючей траве, царапая ладони до крови.

– Вот же она! Помогите кто-нибудь!

Остальные развели ветки в стороны, помогли Цветко вынуть из высокой цепкой травы порядком заржавевшую трехлинейку с примкнутым штыком.

Всем стало неловко, тревожно. Цветко поставил приклад в траву и безуспешно пытался вложить цевье в негнущиеся пальцы скелета.

– Надо возвращаться, – напомнил Шаталов. – Время!

Бармин присмотрелся:

– Наверное, что-то в суставе сломалось. Сколько лет он здесь стоит!

Цветко аккуратно положил винтовку на траву, сунул руки в карманы, отвернулся.

– Конечно, просто суеверие, – сказал он. – Детское воспоминание, ничего больше.

– Пойдемте, – позвал Шаталов. – Пора!

Маевский поднял винтовку, щелкнул затвором, заглянул в ствол.

– Между прочим, в неплохом состоянии. Даже боек не сточился. Возьму ее с собой, на удачу! Ко-ли!

Он сделал выпад штыком, взял винтовку на караул, передернул затвор, прицелился в облачко.

– Не смейте!

– Да ладно, Цветко, я ее почищу, смажу, будет как новенькая. Никогда трехлинейку в руках не держал, не лишайте радости!

Маевский весело сбежал вниз по склону.

– Прошу вас, не надо! – казалось, школьный учитель сейчас расплачется.

Бармин шагнул к нему, обнял за плечо, повел вниз:

– Цветко, ну вам же уже не четыре года. У Хранителя рука устала держать оружие!

К ним незаметно пристроился Илир.

– Расстроились совсем, – увещевал Бармин, – а было бы из-за чего! Показали нам восхитительное место, рассказали удивительную историю. И вон, взгляните, как мальчик радуется. Нам всем сейчас бодрость духа нужна, цепкость, холодный ум.

– Что-то не так, Илир? – спросил Шаталов, видя настроение косовара.

Тот обратился к Цветко:

– Зачем вы взяли меня с собой в это место, учитель?

Цветко отвлекся и от винтовки, и от Маевского, внимательно посмотрел на Илира:

– Что ты имеешь в виду?

– Я же не серб. Я косовар. И раньше, когда я учился в школе, вы ни разу меня сюда не приводили.

Цветко растерялся:

– Я не знаю, мой мальчик… Может быть, ты тогда болел… Или…

– Или я косовар, – закончил по-своему Илир. – И если это Хранитель Сербии, то…

– А ты разве желаешь Сербии недоброго? – перебил его Бармин.

– Нет, – Илир покачал головой, – просто такое особенное место…

Цветко обвел рукой остальных:

– И что? Вот они – русские. А я, скажем, на четверть словенец, а на четверть грек. Какое это имеет значение?

Бармин добавил:

– Просто в голову людям набивают дурь, чтобы они потом такими вопросами мучились. Пострелял бы всех политиков через одного, глядишь, у остальных в мозгах растуманилось бы!

К месту привала они возвращались молча.

Глава 40

Цветко с безжизненным лицом остановился у большого плоского камня. Когда подтянулись замыкающие, показал семерке военных направление:

– Дальше туда. Ориентируйтесь на сломанную ель. От нее – между двух утесов, дальше сами все увидите.

– До встречи внизу! – Пламен махнул рукой вслед уходящим людям Брегича.

Цветко оглядел двенадцать оставшихся, забрал в сторону и быстро пошел вперед, не проронив ни слова. Шаталов ощущал, что история с Хранителем подорвала боевой настрой учителя, и перебирал варианты, как это исправить.

Шаталова нагнал Пламен.

– Шеф сказал, у тебя там женщина.

– Не уверен, что это тема для дорожной беседы.